Приятно и лестно для меня надеяться, что жители сего города, несмотря на разделяющее нас разстояние, сохраняют меня в своей памяти и всегда будут полагать в числе своих, по тому чувству, которое неизменно во мне останется. Впрочем, я несомненно уверен, что Одесса процветет и вознаградит все прошедшия свои потери и несчастья — первым и вернейшим залогом сего служит выбор Всемилостивейшим Государем Императором того почтеннейшаго начальника, на котораго Его Величество соизволил возложить свою доверенность в управлении Новороссийским краем и коего благодетельныя намерения мне известны.
Примите засвидетельствование того истиннаго почтения и преданности, с коими навсегда пребыть честь имею,
Милостивый Государь, Вашего Превосходительства Покорнейший Слуга
Э. Дюк-де-Ришелье».
Минуй нас пуще всех печалей…
Для герцога де Ришельё начались трудовые будни. 16 октября 1815 года комиссия по вопросам контрибуции с грехом пополам завершила деятельность. Франция должна была выплатить за пять лет 700,5 миллиона франков и на протяжении минимум трех лет содержать оккупационную армию, на что должно было уйти еще 450 миллионов. Кроме того, она согласилась уплатить 386 миллионов в качестве компенсации расходов союзных армий за время их пребывания на французской территории с июля этого года (и это без учета разрушений и разграбления имущества захваченных крепостей еще на 22 миллиона). Контрибуцию предстояло выплачивать каждый квартал траншами по 40 миллионов. Эти деньги распределялись следующим образом: 137,5 миллиона — пограничным государствам: Великому герцогству Нижний Рейн, Пьемонту, Испании; 388 миллионов — четырем великим державам и 175 миллионов — на сооружение линии укреплений по границам Франции. (Кроме того, правительство тайно выплатит 4 миллиона 320 тысяч франков на содержание русской армии «в благодарность за услуги, оказанные Россией в ходе переговоров», и еще 16 миллионов разным переговорщикам, в том числе три миллиона Блюхеру.) Помимо этого, Франция должна была заплатить долги иностранцам, сделанные во время Империи, и компенсировать англичанам ущерб за конфискацию их имущества в 1793 году — эти две статьи расходов требовали по 3,5 миллиона. Где взять такие деньги? Советник Уврар[62] предложил образовать синдикат банкиров, который заменит собой казначейство и займется выплатой контрибуции. Ришельё был в замешательстве. Он плохо разбирался в финансовых вопросах и никогда не ворочал подобными суммами. Решили пока повременить.
Предварительное соглашение по военным вопросам было подписано 22 октября. Договорились, что каждая из четырех союзных держав разместит во Франции тридцатитысячный военный контингент, Бавария — десять тысяч, Дания, Саксония, Ганновер и Вюртемберг — по пять тысяч, итого — 150 тысяч солдат в восемнадцати крепостях под общим командованием Веллингтона. Военная оккупация была в глазах союзников (казна которых тоже была пуста) гарантией исполнения Францией своих финансовых обязательств, а заодно превентивной мерой на случай попыток поколебать установленный порядок. У Франции своей армии не было: старая, наполеоновская, была распущена ордонансом от 16 июля 1815 года, а новая, королевская, которую должен был организовать маршал Гувион-Сен-Сир, существовала пока лишь на бумаге. Порядок поддерживался только жандармерией и Национальной гвардией, тоже претерпевающей реорганизацию; в Париже она насчитывала 35 тысяч человек.
«Положение явно незавидное, — писал Ришельё Деказу в ноябре. — Возможно, мы наделали глупостей, но и более ловкие, чем мы, оказались бы в затруднении. Больше всего я опасаюсь, что будут думать, будто меня поддерживают иностранцы, о чем уже начинают поговаривать. Это было бы самое ужасное».
Помимо нелегких переговоров с представителями оккупантов, герцогу приходилось тратить силы и на отечественных «патриотов», шумевших в палате депутатов и выдвигавших одну инициативу за другой. Ришельё сидел один на скамье министров, в первом ряду напротив трибуны, и очень редко подавал голос. Он сам признавался Поццо ди Борго: «Талантом руководить собраниями я не обладаю вовсе». В России не было парламента, соперничества партий, зажигательных речей; на заседаниях Строительного комитета в Одессе все выступали коротко и по делу. А здесь? Практически сразу сложилась партия правых, лидерами которой были два превосходных оратора: Жозеф де Виллель, некрасивый, с гнусавым голосом и сильным южным акцентом, однако наделенный ясным и логическим умом, способный разложить по полочкам самые сложные вопросы, и Жак де Корбьер, бывший адвокат, злобный, ожесточенный и неистовый. Все вопросы, касающиеся законодательства и парламентской рутины, ультрароялисты предварительно обсуждали, собираясь на частной квартире. Умеренные для тех же целей специально снимали квартиру на улице Сент-Оноре (их противники видели в ней революционный клуб); у них тоже нашлись хорошие ораторы: Руайе-Коллар, граф де Серр, Паскье, придерживавшийся линии правительства.
Задачей номер один считалась «чистка рядов»; преданность королю ставилась выше компетентности в любых вопросах. Воблан назначал новых префектов исключительно по принципу лояльности; герцог Фельтрский учредил следственную комиссию, которая должна была изучить поведение всех офицеров, состоявших на службе во время Ста дней.
Двадцать третьего октября обсуждался проект закона против крамольных возгласов: депутат Гуэн-Муазар потребовал, чтобы оскорбительные фразы в адрес короля и принцев карались отсечением правой руки. Когда же другой его коллега заикнулся об убийствах протестантов на юге страны, тотчас поднялся страшный гвалт. «Это ложь! Ложь!» — кричали отовсюду. 27 октября граф де Семезон потребовал, чтобы подъем триколора карался смертью.
Между тем под боком у Парижа еще сохранялся островок империи — Венсенский замок, успешно обороняемый двумя сотнями унтер-офицеров во главе с одноногим генералом Пьером Доменилем (1776–1832).
Домениль был тяжело ранен при Ваграме, ему дважды провели ампутацию, после чего он получил прозвище «Деревянная нога». В 1812 году Наполеон назначил его комендантом Венсенского замка, и в 1814–1815 годах, пока Париж неоднократно переходил из рук в руки, храбрый генерал не сдал свою крепость никому. Русским он ответил: «Отдайте мне мою ногу, и я отдам вам замок!» После подписания в Вене мирного договора пруссаки хотели завладеть арсеналами французских крепостей, чтобы возместить свои потери во время наполеоновских завоеваний. В Венсене хранилось более пятидесяти двух тысяч новых ружей, более сотни орудий, несколько тонн пороха, пули, ядра, снаряды, сабли… Карл фон Мюффлинг прислал к Доменилю парламентеров; один из них пригрозил взорвать крепость при отказе сдаться. «Тогда я начну первый, — подхватил непреклонный комендант. — Мы взлетим на воздух вместе». Блюхер посулил ему миллион, если он капитулирует; Домениль устроил вылазку в деревушку Венсен и захватил еще и прусские пушки. В лучших традициях французских приключенческих романов он сумел передать записку военному министру герцогу Фельтрскому, которую одна дама спрятала за подвязкой: генерал просил о подмоге. К нему направили парижского коменданта Рошешуара. Только 15 ноября Домениль согласился передать вверенную ему крепость Бурбонам и вышел оттуда со своим гарнизоном под трехцветным флагом. Его освободили от его обязанностей.
К этому времени депутаты приняли закон о подрывных речах и возгласах (9 ноября): за слова и действия, направленные на свержение правительства или представляющие собой угрозу для жизни короля и его семьи, полагался суд и, возможно, депортация; песни, подрывающие авторитет королевской власти, выкрики «Да здравствует император!» и демонстрация триколора карались тюремным заключением сроком от месяца до пяти лет и штрафом до 20 тысяч франков (зять Ришельё Монкальм-Гозон требовал казнить поднимающих трехцветный флаг).
Тем временем полномочные представители четырех союзных держав при французском короле дважды в неделю, по средам и воскресеньям, собирались в одиннадцать утра у английского посланника, чтобы обсудить положение в стране. Англию представлял Чарлз Стюарт, человек малоприятный и большой интриган; Ришельё его не любил, и тот платил ему взаимностью. Прусский посланник граф фон Гольц в свое время был послом в Петербурге. Австриец барон фон Винцент хорошо ладил с Ришельё, считая его «честным, порядочным, неспособным поддаться из расчета на предложения, противные тому, что он считает выгодой для Франции», однако его привычка видеть всё в черно-белом цвете несколько раздражала герцога. Наконец, ближе всего Дюку был, конечно же, русский посланник граф Поццо ди Борго, они почти ежедневно виделись у маркизы де Монкальм.
62