Между тем честного человека осаждали кредиторы; так, в апреле семейство Монмор потребовало через суд выплатить ему 57 650 франков в качестве дохода от придворной должности, проданной… в 1723 году родственнику жены герцога де Ришельё, деда Армана!
Простым французам тоже приходилось несладко. Весна 1816 года выдалась дождливой, весна 1817-го — засушливой, в итоге — неурожаи и резкий рост цен на хлеб и муку (цена буханки доходила до суммы дневного жалованья рабочего). Во всех крупных городах увеличилось количество нищих, в Бордо, например, их было около одиннадцати тысяч. В июне 1817 года по всей Франции начались крестьянские бунты: грабили хлебные склады, рынки. Чаще всего эти выступления подавляли войска. В Лионе бунтовщики призывали Наполеона II и размахивали трехцветным флагом; ультрароялисты предотвратили «бонапартистский переворот», приговорив к смерти 28 человек и депортировав 34. В общей сложности за участие в беспорядках было осуждено около двух тысяч человек, но правительство некоторых амнистировало.
Ришельё вновь пригодился одесский опыт: во всех департаментах были созданы благотворительные конторы, поддерживалась свободная торговля зерном. Герцог лично проследил за закупкой большого количества хлеба в Северной Америке и на юге России для снабжения армии и Парижа. С осени 1816 года по весну 1817-го из Одессы в Марсель было доставлено 42 тысячи тонн зерна. Одновременно герцог получил еще один аргумент для убеждения союзных держав вывести свои войска: Франция не выдержит оккупации ни физически, ни морально, того и гляди разразится новая гражданская война…
Те согласились уйти, если с ними расплатятся по всем долгам, — и в марте выставили счет: 1 миллиард 600 миллионов франков! Посчитали всё: цену поставок провианта; долги по выплатам жалованья солдатам, в силу мирных трактатов превратившимся в иностранных подданных; оплату пребывания раненых в лазаретах, почтовые расходы… Герцог Ангальтский даже затребовал невыплаченное жалованье наемникам, которых его предок предоставил Генриху IV больше двух веков назад! У Ришельё волосы на голове дыбом встали; казалось, последний луч надежды угас. Однако он не смирился и немедленно призвал через послов пересмотреть список долговых обязательств. Российский представитель Нессельроде охотно согласился, но австрийский и прусский, Меттерних и Гарденберг, стояли на своем: 200 миллионов Австрии и 150 миллионов Пруссии. Терпению Ришельё пришел конец: 10 сентября он согласился заплатить 200 миллионов по частным долгам — и ни франком больше. «Если король захочет предоставить большую сумму, пусть подписывает другой министр, но только не я». 200 миллионов — предельная сумма, когда, «щупая нам пульс, еще можно вытягивать из нас кровь, не уморив», написал он Караману. Снова переговоры… По предложению Александра I этот вопрос передали на усмотрение Веллингтона. Пересчет долгов шел с февраля по март 1818 года, Ришельё целый месяц тратил на это по шесть-семь часов в день. Итог: вместо первоначально определенного 1 миллиарда 600 миллионов уплатить надо будет 240 миллионов 800 тысяч франков. Соответствующая конвенция была подписана 23 апреля.
Но где взять эти деньги? Ришельё, уже здорово поднаторевший в финансовых вопросах, решил вновь прибегнуть к займу, разместив на сей раз хотя бы часть ценных бумаг на французском рынке. Неожиданный успех: банковские конторы брали штурмом. А гарантии выплаты военной контрибуции в очередной раз предоставил лондонский банк. 25 мая посланники союзных держав оповестили все правительства Европы о созыве конференции в Ахене в сентябре 1818 года для обсуждения вопроса о выводе оккупационных войск с территории Франции.
В мае же Александр 1, наконец, посетил юг России и увидел плоды трудов Дюка. В письме с комплиментами царь не упоминает о преемнике Ришельё на посту генерал-губернатора графе Ланжероне[65], который к тому времени тоже успел многое сделать. В частности, указ о предоставлении Одессе статуса порто-франко был подписан 16 апреля 1817 года; менее чем два года спустя, писал впоследствии сам граф, «старые дома, которыми любовались во времена господина де Ришельё, затмили более четырехсот прекрасных особняков, возникших почти по волшебству». Полковник Потье — один из четверых инженеров, предоставленных в распоряжение императора Александра Наполеоном после Тильзитского мира, — проложил Приморский бульвар.
Годом ранее Одесскому лицею (второму в России после Царскосельского), устав которого был высочайше утвержден 2 мая 1817 года, было присвоено имя Ришельё. Известие об открытии лицея 17 января 1818 года вызвало у Дюка слезы радости. Он тотчас написал благодарственное письмо жителям Одессы (частные пожертвования на лицей составили 300 тысяч рублей в 1815 году, а из городской казны на те же цели выделялось 18 тысяч ежегодно) и передал лицею в дар свою библиотеку и 13 тысяч франков. Позднее Ришельё пожертвует этому учебному заведению свое генерал-губернаторское денежное содержание, которое русское правительство продолжало выплачивать, когда он уже находился во Франции.
Бывший генерал-губернатор Новороссии и Бессарабии получил орден Святого Андрея Первозванного при «милостивом рескрипте»: «Давно уже я сердечно желал дать Вам доказательства моей благодарности. Минута, когда я мог лично убедиться в обширных размерах заслуг, оказанных Вами областям, некогда вверенным Вашим попечениям, показалась мне самым удобным к тому поводом, несмотря на положение, занимаемое Вами ныне, благодаря доверию Вашего государя и Вашего отечества».
Ахен
Кардиналу Ришельё неоднократно приходилось распутывать заговоры сторонников брата короля, желавших заменить Людовика XIII Гастоном I, а заодно «разобраться» с главным королевским министром. Его потомку в июле 1818 года перед самым отъездом в Ахен на международную конференцию пришлось спешно расследовать «заговор у воды»[66]: заговорщики, по большей части королевские гвардейцы, собирались на террасе у пруда перед дворцом Тюильри и готовили возведение на трон Карла X вместо Людовика XVIII. В их планы также входило создание нового правительства в составе генерала де Канюэля (военный министр), генерала Доннадьё (командующий Парижским военным округом), барона де Витроля (министр внутренних дел), виконта де Шатобриана (министр иностранных дел) и господина де ла Бурдонне (министр полиции) — сплошь ультрароялистов. Впрочем, в отличие от заговоров XVII века, имевших драматические последствия, этот был раскрыт еще до того, как его участники приступили к активным действиям. Верный себе, Ришельё старался унять Деказа, требовавшего для них сурового наказания.
Интересно, что годом ранее, в июне 1817-го, в Лионе быстренько подавили «заговор» бывших наполеоновских офицеров; более ста человек были осуждены превотальным судом. Подавлением заговора занимался генерал де Канюэль, которого префект полиции Лиона господин де Сенвиль, человек Деказа, на дух не переносил. Теперь же участники «заговора у воды» якобы намеревались, если Людовик XVIII откажется отречься от престола, разжечь мятеж в Вандее, а самому монарху уготовили участь Павла I. Но вандейскими «подстрекателями» оказались полицейские шпионы! Король, который души не чаял в Деказе, сделал его графом и пэром Франции. Очень может быть, что министр полиции чересчур усердствовал, стараясь доказать свою необходимость и предотвращая несуществующие опасности.
65
Если верить А. Н. де Рибасу, у современников сложилось следующее мнение об Александре Федоровиче: «храбрый генерал, добрый правдивый человек, но рассеянный, большой балагур и вовсе не администратор».