Интересно, что было бы, если бы он поцеловал меня?
Как будто слова не скользнули бесшумно по моему телу, а вместо этого вспыхнули на моем лбу, как неоновая вывеска, его рука отпустила мое запястье, и все его тело отодвинулось в сторону от меня. В процессе мои затвердевшие соски царапнули по его широкой груди, и поток влаги спустился в мои трусики.
Он пересек комнату, и дверь распахнулась, залив комнату светом из коридора.
— Эй, — крикнул он глубоким голосом, таким требовательным, что я даже почувствовала, как напряглась. — Убери это дерьмо наружу, — прорычал он, и, невероятно, шарканье, хлопанье, ругань… немедленно прекратились.
Дюк кивнул на что-то, вернулся, закрыл дверь и двинулся ко мне.
Глаза привыкли, и я вдруг увидела его почти так же хорошо, как при свете. Я видела, как его длинные волосы свободно рассыпались по плечам. Я могла видеть, как его глаза снова смотрели на меня, изучая, читая меня. Я видела, как он шел, тяжелый, решительный. Он подошел ко мне и провел пальцами по моей руке.
— Давай, ложись спать. Теперь они будут вести себя тише.
Я почувствовала, что снова полностью повернулась к нему, подняв голову. — Я не устала, — сказала я.
Мои глаза опустились и нашли его губы, осмотрели щетину на его подбородке. Мой взгляд снова поднялся, и я почувствовала тяжесть в глазах.
— Перестань так на меня смотреть, детка, — сказал он, понизив голос, и в его голосе прозвучало раздражение, которое я не могла определить.
— Почему? — спросила я, услышав ту же резкость в своем голосе и поняв, что это было — влечение.
— Ты знаешь почему, — сказал он, напрягшись всем телом.
Я не была той девушкой. Я не флиртовала. Я не наклонялась. Я не поднимала руку и не позволяла мужским волосам пробежаться по моим пальцам, удивляясь тому, что они казались еще более шелковистыми, чем мои собственные.
Я не была той девушкой.
Но в тот момент я была ей.
— Пенни…
— Я знаю, — сказала я с легким кивком, заправляя их за ухо.
— Ты прошла через дерьмо, — продолжал он.
— Я знаю.
— Ты не понимаешь, что делаешь, — добавил он.
Я почувствовала реальность этого. Он был и прав, и неправ. Я знала, что делаю. И я поняла, что это было не похоже на меня, и это, вероятно, было реакцией на безумный ход событий, произошедших в моей жизни, и я, вероятно, обратилась к нему, потому что он проявил ко мне доброту после того, как другие мужчины причинили мне боль. Я знала это. Я знала, что через день или два я оглянусь назад на этот момент в темноте и покачаю головой на себя, на то, в чем я так нуждалась.
Но это не имело значения.
В тот момент мне нужно было больше успокоения.
И я не могла найти в себе силы воли, чтобы отказать себе в этом.
— Да, знаю, — возразила я.
В его груди раздался грохочущий звук, когда я прижалась к нему, мои руки скользнули вверх по его бокам и обвились вокруг его шеи.
И я думаю, что бесстыдное прилепление моего тела к его — это все, что он мог вынести.
Я ожидала потери контроля. Все в нем было таким мужественным, таким первобытным. Я думала, что поцелуй с ним не будет исключением.
Но когда одна его рука поднялась, она прошептала по моему бедру, а затем мягко опустилась в самую нижнюю точку моей спины, где было безопасно находиться. Другая прошлась по моей руке, через плечо, затем устроился на моей шее, его большой палец под моим подбородком, приподнял его вверх. Нежные. Его прикосновение было таким нежным для такого большого человека.
Его тело изогнулось, приблизив свое лицо к моему.
У меня перехватило дыхание, когда мои глаза закрылись.
Его теплое дыхание коснулось моей щеки, и мои пальцы впились в его шею сзади.
Затем он что-то пробормотал. Должно быть, я ослышалась, потому что иначе это не имело смысла.
Потому что это звучало так: слишком чистая для меня.
Затем его губы сомкнулись на моих и досадные мысли, исчезли в потоке чувств.
Его губы были нежными, но твердыми. Они прижались к моим, ища ответа, который я с готовностью дала, когда подняла голову еще выше, когда мои губы ожили под его губами. Я почувствовала, как кончик его языка высунулся и коснулся моих губ, и мой рот открылся в тихом стоне потребности, и он вошел внутрь, чтобы заявить на меня свои права. Я притянула его крепче, когда мои бедра плотно сжались, чтобы попытаться ослабить настойчивую пульсацию там. Мои пальцы двинулись вверх, запутались в его мягких волосах и слегка потянули, когда его губы сомкнулись на моем языке и на секунду сильно пососали. У меня вырвался стон, и он отпустил меня, чтобы снова взять мои губы, сильнее, голоднее, просто стесняясь требовать.
Прижавшись к животу, я чувствовала, как его твердость давит на меня, и я чувствовала безнадежность того, что была слишком низкой. Если бы только я была выше, он прижался бы ко мне, прижался бы там, где я больше всего в нем нуждалась. Это могло бы принести трение и облегчение.