Затем он начал двигаться, медленно, вяло, совершенно неторопливо. Его глаза смотрели на меня, напряженно. Мускул тикал на его челюсти, единственный признак того, что он держал себя в руках, когда его темп удерживался — медленный, сладкий, настолько интимный, что я, наконец, по-настоящему поняла термин «заниматься любовью». Я провела всю свою жизнь, съеживаясь от этой фразы, но внезапно почувствовала, как слезы подступили к моим глазам, когда я испытала это.
Я моргнула, чувствуя себя неловко от нахлынувших эмоций. — Дюк, сильнее, — потребовала я, моя рука потянулась и опустилась на его бедро.
— Нет, — сказал он, качая головой.
— Нет? — спросила я, удивленная, когда он просто продолжал качаться внутри меня, заставляя медленно нарастать оргазм, мои мышцы крепко хватали его с каждым толчком.
— Нет. Я уже дал тебе сильнее. Теперь я дам тебе нежно. — И как будто в доказательство своей правоты, его пальцы на моем соске смягчились, проведя по нему мягкими, как перышко, и моё лоно сильно сжалось в ответ. — Тебе это нравится. Ты просто боишься этого, — сказал он, каким-то образом прекрасно понимая ситуацию.
— Дюк, пожалуйста… — сказала я, пытаясь толкнуться в ответ, но положение не позволяло этого.
— Как будто ты умоляешь, детка. Но на этот раз это не сработает.
Я знала, что это бесполезно.
Я глубоко вздохнула и попыталась подавить эмоции, одновременно пытаясь расслабиться.
И, очевидно, это не сработало.
— Пенни, прекрати сопротивляться, детка, — потребовал он, наклоняясь вперед, наклоняя свое тело ближе к моему, заставляя меня принять его еще глубже. Я всхлипнула, и он кивнул. — Вот, пожалуйста. Вот и все. Просто отпусти это, — потребовал он, и я сделала это. Я отпустила это. — Да, черт возьми, — сказал он, делая глубокий вдох, когда мое влагалище становилось все плотнее и плотнее, сигнализируя о неизбежном. — Дай мне это, детка, — потребовал он, когда его член глубоко качнулся, заставляя мой воздух застрять в груди, когда оргазм прокатился по мне так же медленно, глубоко и ошеломляюще, как и весь этот опыт.
Слезы снова защипали, и я была слишком занята, чтобы бороться с ними, две слезинки выскользнули из уголков моих глаз и скатились по вискам, когда Дюк глубоко вонзился и зашипел.
Его рука опустила мое бедро и поднялась, чтобы вытереть одну из слезинок, ничего не говоря, и я была благодарна за это молчание больше, чем за что-либо прежде.
Потому что не было никакого способа объяснить это.
Я и сама этого не понимала.
Лучше всего я могла бы описать это так: это не было похоже на секс, который у меня был раньше, тела, удовлетворяющие друг друга.
Это казалось… значимым.
Может быть, это было глупо, сентиментально и старомодно, но так оно и было.
Его тело изогнулось, его руки легли мне на плечи, и он наклонился, чтобы поцеловать меня, крепко и глубоко, но нетребовательно, как будто чувствуя, что я уже отдала ему все, что у меня было.
Все мое тело, казалось, гудело, когда резкий, пронзительный звук его сотового заставил нас обоих вздрогнуть. Он отстранился, посмотрел на меня с сожалением и медленно выдохнул.
— Итак, все начинается, — сказал он, наклоняясь, чтобы снова быстро поцеловать меня, прежде чем отодвинуться. Он надел трусы и достал сотовый. — Рейн, — сказал он, направляясь в ванную, чтобы, как мне показалось, избавиться от презерватива.
Я бросилась схватить свою футболку, натягивая ее и доставая трусики. Я уже засунула ноги, когда он вернулся, прислонившись спиной к дверному косяку, наблюдая, как я натягиваю их на место, а затем сажусь на край кровати.
— Да. Верно. Сколько сейчас времени? — независимо от того, что он, должно быть, ответил, его лицо слегка вытянулось, его взгляд упал на пол, когда его рука поднялась, чтобы провести по волосам в отчаянии. — Да. Понял. Мы будем готовы.
С этими словами он повесил трубку и двинулся туда, где на полу лежали его штаны, поднимая их.
— Все в… — начала я спрашивать, но остановилась. Конечно, все было не в порядке. Он только что потерял тонну людей. — С тобой все в порядке?
Он потянулся за футболкой, скомкал ее и остановился. — Бруно не добрался до больницы, — сказал он, и в его голосе явно слышалось горе.
— Мне так жаль ваших людей, — сказала я, искренне имея это в виду.
Он слегка пожал плечами и натянул футболку.
— Копы по всему лагерю, черт возьми, пытаются разобраться в этом дерьме. Черт, в этот момент мы почти приветствуем их, если бы они могли сказать нам, кто, черт возьми, это делает. Сомневаюсь, что они найдут улики, которое приведет к чему-либо.