— Ух ты, — сказала я, качая головой, искренне впечатленная. — Подожди, — сказала я, подходя к стеклу, чтобы выглянуть во двор. — Что это? — спросила я, указывая на квадратную пристройку к существующим жилым помещениям, которых раньше там не было.
— Это большое пустое пространство. Оно нам понадобится.
— Это нужно для… — начала я спрашивать, когда, поднимаясь по лестнице, нас окликнул голос Мейз.
— Это так чертовски несправедливо. У тебя не было ничего из этого крутого дерьма, когда я была здесь. Я даже не могу поднять туда свою толстую беременную задницу.
— Черт возьми, нет, ты не можешь, — согласился Репо, заставив меня улыбнуться.
Ло была права; они все были сверхзащищающими альфа-пещерными людьми.
Я никогда не думала, что мне это понравится в мужчине, но мне это понравилось.
— Что? — спросил Дюк, улыбаясь, потому что так оно и было.
Я слегка пожал плечами. — Я не знаю. Это трудно объяснить. Я просто… Я знаю, что ситуация сумасшедшая и не похожа ни на что, что я когда-либо знала раньше, но я действительно чувствую, что вписываюсь здесь. Я люблю каждого из них, — сказала я, махнув рукой туда, где другие голоса присоединились к Мейз и Репо внизу у лестницы.
Это было так.
Со временем я стала проводить много времени в кругу Репо и Рейна, наблюдая за ними со своими женщинами, где они, в свою очередь, были альфа-пещерными людьми, но также милыми, мягкими и любящими. Я почувствовала, как у меня затрепетал живот, когда впервые увидела, как Рейн подполз к постели, где лежала Саммер, опустив ноги, поцеловал ее в лоб, затем опустился и положил голову на ее круглый живот.
И когда я услышала, как Репо ответил на один из очень драматических припадков Феррин по той или иной причине, его бровь поднялась в чисто мужском замешательстве. — У тебя идет кровь? — он спросил ее, на что она вздохнула и сказала: — Нет.
— Тогда прекрати визжать, ладно? — к моему полному шоку, она так и сделала. Она, как я обнаружила, лучше всего реагировала на твердую мужскую энергию. Я решила, потому что ее отец был таким. — А теперь расскажи мне, в чем дело, — сказал он, хватая своего сына, когда тот пролетал мимо, переворачивая его вверх ногами и щекоча его живот, каким-то образом, казалось, уделяя Феррин все свое внимание, пока она в течение десяти минут объясняла ситуацию.
Да, тогда я тоже его любила.
Само собой разумеется, что я была полностью влюблена в Мэйз, Саммер и Ло, и что дети тоже тянули за струны моего сердца.
— Это безумие, насколько все нормальные.
Дюк пожал плечами. — Мы все просто люди, Пен. Со стороны легко увидеть беззаконных байкеров, которые знакомы с насилием. Но в этих стенах мы просто парни. Некоторые — мужья и отцы. Остальные — бойфренды, любовники или в погоне за юбками. У всех нас происходит обычное, реальное дерьмо, которое является более заметной частью нашей жизни, чем клубное дерьмо. Ну… обычно, — сказал он, указывая вокруг. — Но я клянусь, черт возьми, это ненормально для нас.
— Что ж, должна сказать, я рада это слышать. Учитывая, что я планирую остаться здесь на некоторое время, — я скользнула руками по его животу и груди, затем по плечам, сложила их за его шеей и крепко прижала нас друг к другу.
— Некоторое время? — повторил он.
— Ну, я думаю, до тех пор, пока я буду с тобой.
— Значит, навсегда? — спросил он, сверкая глазами, когда наклонился и поцеловал меня, медленно и глубоко. Пока мы оба не задохнулись. Пока я не почувствовала, как желание намочило мои трусики. Пока я не почувствовала, как его член прижался ко мне.
— Черт возьми, они украли наше место, куколка, — внезапно произнес голос Ренни, заставив меня отшатнуться от Дюка, смущенная тем, что так увлеклась в той стеклянной комнате, созданной АПОИП, где любой мог наткнуться на нас.
Конечно же, когда я посмотрела, Ренни уже был в комнате с нами, присев на корточки и протягивая руку сногсшибательной, экзотической, кареглазой женщине, которая забиралась внутрь. Она отпустила одну руку, чтобы оттолкнуть его.
— И перестань называть меня «куколкой», — потребовала она.
— Ну, ты уже отменила «детка», «крошка», «дорогая», «милая», «сладкие щечки», «милочка» и «сахарок». Что осталось? — спросил он, улыбаясь, совершенно не удивленный очевидным равнодушием женщины к нему.