Жалкой.
Я знала, что это не моя вина. Я знала, что теория изнасилования учит женщин чувствовать, что они должны быть бойцами, чтобы отбиваться от нападающих, вместо того, чтобы учить мужчин никогда не нападать. Я знала, что случайные акты насилия постоянно происходят с лучшими женщинами, чем я.
Но из-за этого я чувствовала себя слабой. Я чувствовала себя уязвимой и побежденной.
И я знала до глубины души, что никогда больше не захочу чувствовать себя так.
Я мысленно сделала пометку заглянуть в местные курсы самообороны или боевых искусств.
Больше никогда.
— Эй, эй, — позвал голос Дюка, нежный, но настойчивый, и я вздрогнула, поняв, что полностью отключилась.
— Прости.
— Все в порядке. Это было болезненно, — сказал Рейн, пожимая плечами. — После пинков и, я полагаю, ударов…
Было много ударов, которые последовали за ударами ногами. Большая часть этого была мне в лицо. Пульсация, которую я чувствовала по всему телу, еще больше доказывала это.
— Потом я лежала на животе и почувствовала, как один из них упал мне на бедра и придавил меня. Я подумала, ну, ты знаешь, — сказала я, качая головой. — Но потом я почувствовала, как мою рубашку разрезали всего за секунду до того, как нож вонзился мне в спину. Я, ах, закричала, — призналась я. Я не была полностью уверена, кричала ли я только от боли. И боль вызывала разрывающее ощущение. Но я думаю, что большая часть этого была шоком, неверием и ужасом. — И я не перестала кричать и сопротивляться, поэтому другой выругался и сказал, что они должны заткнуть меня, пока кто-нибудь меня не услышал. Затем один из них, я не знаю, который, схватил меня за волосы близко к голове, дернул меня назад, затем ударил меня, и я была… снова в отключке. Следующее, что я помню, это то, что я проснулась здесь с… тобой, — сказала я, глядя на Дюка, чувствуя, как мои глаза становятся немного влажными и раздраженными из-за осознания этого.
— Хорошо. Это очень помогло, детка, — сказал Рейн, но я услышала ложь в его голосе. Он повернулся, чтобы пойти к двери, и я обнаружила, что мой голос остановил его.
— Я в… э-э… большой опасности? — спросила я, заставляя его остановиться.
Он обернулся и на секунду замер. — Да, — сказал он с такой убежденностью, что я напряглась. — Я думаю, что да. Вот почему я действительно думаю, что ты должна сопротивляться своему желанию сбежать и остаться здесь, по крайней мере, еще на день или два. Мы не будем принуждать тебя, — сказал он, и я могла бы поклясться, что Дюк напрягся рядом со мной, но я не смотрела, поэтому не была уверена. — Ты здесь не пленница. Но я не думаю, что мне нужно говорить тебе, что здесь ты в большей безопасности, чем в своей квартире. По крайней мере, до тех пор, пока мы не выясним угрозу.
С этими словами он кивнул Дюку, повернулся и вышел.
Я долго смотрел на закрытую дверь. — Он… доходчивый.
Рядом со мной Дюк издал странный фыркающий смешок. — Это один из способов описать его.
Я повернулась к нему, уже чувствуя на себе его пристальный взгляд. — Ты думаешь, мне следует остаться здесь?
— Я думаю, тебе следует довериться своей интуиции, — сказал он, удивив меня. Я полагала, что он поддержит Рейна. — Я понимаю, что все это безумие, и я пойму, если ты не будешь чувствовать себя здесь в особой безопасности. Хотя я бы настоятельно советовал тебе не возвращаться в свою квартиру. Если у тебя есть семья или друзья поблизости, это было бы безопаснее.
— Но что ты думаешь? — я настаивала, зная, что у меня нет друзей и что, хотя я могла бы провести несколько ночей с бабушкой, я не хотела, чтобы вокруг нее возникла какая-то чертова ситуация, в которой оказалась я.
— Тебе лучше остаться здесь.
Я так и думала, что он это скажет.
— Ты будешь здесь? — спросила я, слегка поморщившись от шепота необходимого в этом вопросе.
На это его губы приподнялись, и я даже увидела намек на улыбку. У меня сложилось сильное впечатление, что он не из тех, кто часто находит повод для улыбки, и это делало тот факт, что он дал мне одну из них, еще приятнее.
— Ты в моей постели, — сообщил он мне.
Я была в его постели.
Если я была в его постели, тогда…
— И это ведь твоя футболка тоже, не так ли? — спросила я, пробегая пальцами по подолу.
— Тебе идет, как платье, — сказал он, кивая.
— Да, — сказала я, улыбаясь немного смущенно. — Я думаю, что никогда не стану супермоделью с этими короткими обрубками. — Я остановилась на этом, переводя дыхание, когда огляделась, понимая, как мало комната была похожа, на то что здесь кто-то жил. Если он жил в байкерском лагере, то это было его единственное место. Но это казалось странно безличным. Не было ни безделушек, ни фотографий, ни груды одежды, лежащей вокруг, что говорило о том, что ему было удобно устраивать беспорядок. — Итак, гм, где я буду жить, если решу остаться?
Дюк на минуту склонил голову набок. — Ты останешься здесь.
— Но это же твоя… — начала я возражать.
— Я найду, где переночевать.
— Я не могу тебе этого позволить…
— Все уже решено, — оборвал он меня, вставая с кровати и направляясь к двери.
— Эй, Дюк, — окликнула я, останавливая его. Он повернулся ко мне, его голубые глаза смотрели на меня, и я клянусь, в тот момент они чувствовали, что видят меня насквозь. То, что вышло дальше, я не была уверена, было ли это из-за страха, или из-за чувства комфорта, или просто из-за притяжения, которое я чувствовала рядом с ним, но что бы это ни было, это вышло прежде, чем я смогла подумать, чтобы остановить это. — А то место, где ты останешься, может быть здесь? — когда он тут же поднял бровь, я бросилась дальше. — Я имею в виду. Хм, только не в постели со мной. Очевидно. — Хотя он был не из тех мужчин, которых можно вышвырнуть из постели, если он там окажется. Но это, возможно, было моим давно забытым сексуальным влечением. — Но, может быть, если…
Опять же, губы приподнялись, но, похоже, он пытался бороться с этим, чтобы не было похоже, что он смеется над моей неуклюжестью. Но он был совершенно прав. — Я посмотрю, что можно сделать с раскладушкой, — сказал он как раз в тот момент, когда за ним открылась дверь, и вернулся Ренни с кофе, который не слишком тонко прогнал его.
— Не знал, с чем ты его употребляешь, сладкая, — сказал он, входя, практически швырнув одну из чашек в Дюка, когда проходил мимо, затем поставил мою на тумбочку и полез в карман, где вытащил что-то, похожее на маленькую пластиковую бутылочку для заправки салата, полную молока или сливок. — Итак, я взял сливки и, — сказал он, залезая в другой карман и вытаскивая огромный ассортимент пакетов с подсластителями. — Желтая, голубая и розовая гадость вместе с белой гадость, которая, по моему скромному мнению, является единственным даже отдаленно здоровым подсластителем из этой кучи, — сказал он, имея в виду обычный сахар.
Я улыбнулась, потянувшись за сливками и тремя пакетиками сахара. — Согласна.
— Сладкоежка, много?
— Не надо мне твоего кофейного снобизма, — сказала я, опуская на него глаза.
— Справедливо, — сказал он, улыбаясь легко и ослепительно. Все следы человека, который был в моей комнате некоторое время назад, исчезли. Как будто в одном человеке было две части, и одна не могла существовать, когда присутствовала другая.
Слова «раздвоение личности» мелькнули у меня в голове на секунду, прежде чем я оттолкнула их. Я не была психотерапевтом. Это было не мое дело предполагать. Может быть, он просто был угрюмым чуваком.
Эта версия Ренни мне сразу понравилась. Все в нем казалось легким, мальчишеским, очаровательным и открытым. И я думаю, что после того, как я выросла в обществе, все больше и больше одержимом обманом и секретностью, не было ничего более освежающего, чем открытость.
— Хочешь немного еды к этой дозе? Никто не будет готовить сегодня вечером, когда все это происходит, но всегда есть что-то, что я могу раздобыть, если ты голодна.