Его губы задержались на моих на секунду, но смягчились, замедлились на долгое мгновение, прежде чем они полностью покинули их.
Моя голова упала на его грудь, когда я сделала прерывистый вдох, от которого все мое тело слегка задрожало. Его рука переместилась с моей шеи на верхнюю часть спины, сомкнувшись на ней, как это было, когда он держал меня, когда меня зашивали.
Не знаю, чего я ожидала.
Но я была чертовски уверена, что это был поцелуй, который заставил мир исчезнуть, который сделал меня более присутствующей, более настроенной на другого человека, чем когда-либо в моей жизни.
Мои губы опухли и все еще покалывали. Мои глаза были слишком тяжелыми, чтобы их открыть. И когда я дышала, я пыталась сделать это глубоко, чтобы втянуть больше его запаха.
— Пенни, — сказал он, его голос был немного напряженным, немного менее контролируемым, чем обычно. — Возвращайся в постель.
Я сделала еще один вдох, понимая.
Ему нужно было, чтобы я ушла от него.
Я почувствовала, как он снова взял себя в руки, когда начал меня отпускать.
В каком-то смысле он пытался защитить меня.
И для этого ему нужно было, чтобы я отошла от него и дала ему расстояние, в котором он нуждался.
Я не была дурой.
Секс не был вариантом.
У меня болели ребра. У меня болела спина. Не было такой позиции, которая не причинила бы мне боли, даже если бы я смогла преодолеть осознание того, что падение в постель с кем-то после травмирующего опыта приведет только к сожалению.
Поэтому, сделав еще один глубокий вдох, я отпустила его шею. Я отступила в сторону. Я обошла его массивную фигуру и вернулась в постель.
Дюк долго стоял, глубоко дыша, опустив голову, чтобы посмотреть на пол, пытаясь взять себя в руки.
Затем он повернулся, подошел к двери и вышел.
И я очень старалась не слышать, как хлопнула дверь, словно упущенная возможность.
Глава 6
Дюк
Я дал ей то, в чем она нуждалась.
По крайней мере, это было то, в чем я пытался убедить себя, уходя от нее. Она прошла через такое дерьмо, и ей было страшно и одиноко. Ее тело жаждало спокойствия и прикосновения мужчины, который не хотел причинять ей боль.
Вот и все.
Тот факт, что с той секунды, как я притянул ее в свои объятия, все, о чем я мог думать, это делать именно то, что мы только что сделали, да, это никоим образом не было частью этого.
Я вышел в коридор, все еще тяжело дыша, все еще борясь с внутренним желанием вернуться в ту комнату и продолжить то, что мы начали.
Последнее, что ей было нужно в дополнение к тому, через что она уже прошла это сожаление.
— Итак, ты считаешь, что твое влечение к ней нормальное? — голос Ренни встретил меня, как только дверь закрылась.
Я вскинул голову и увидел, что он стоит в нескольких футах от моей комнаты, прислонившись к стене, его нога поднята и упиралась в стену.
— Отвали, Ренни, — сказал я, не в состоянии выдавить из себя больше, чем тихое требование, когда пронесся мимо него.
Но Ренни был волком, идущим по запаху крови, вечно плачущих ран. Он видел во мне слабость, и его собственное повреждение заставляло его охотиться, заставляло его пытаться вывести мой гнев наружу.
— Просто говорю, — сказал он, следуя за мной, когда я вошел в главную комнату, где стояла кучка других парней. — Тебе не кажется, что она подходит под определенный… тип? Может быть, это из-за твоих старых привычек…
— Я сказал, отвали! — взревел я, поворачиваясь и ударяя его руками в грудь, заставляя его гораздо более хрупкое тело отступить на несколько футов.
Его подбородок приподнялся, и я понял, что дерьмо вот-вот снова полезет наружу.
Но в ту же секунду произошли две вещи.
Где-то снаружи кто-то крикнул: — Ложись!
А потом раздался безошибочно узнаваемый звук скорострельной автоматной очереди.
Вся комната пригнулась при первом же звуке.
Я перевел взгляд на Ренни, который уже полез за спину, вытащил два пистолета и бросил один в меня. Я схватил его на лету, проверяя обойму, когда мы оба двинулись к задней двери.
Оглядев мужчин, выросших вокруг заварушки, сразу можно было отличить их от тех, кого просто тянуло к ней, тех кто был старше. Закаленные, такие парни, как я и Репо, Рейн, Кэш и Волк, все двинулись к выходу, тела напряжены, все инстинкты готовы встретиться с этим лицом к лицу. Другие парни, те, что помягче, стояли вокруг, глядя друг на друга, ожидая указаний.
На самом деле меня впечатлил тот факт, что Ренни отреагировал именно так.
Его детство, хотя и было в некотором смысле жестоким, в нем не было уличного насилия.
Но что-то в том, как он мог замкнуться, заставило его успокоиться и обдумать, когда мы вышли на улицу под безжалостные звуки пуль, врезающихся в деревья, в сторону комплекса и классические автомобили Репо на заднем поле.
— Боковой двор! — закричал Шреддер, увидев, как мы начали расходиться веером, присев на корточки рядом с телом Вина, у которого на груди, как корсаж, расцвел красный цвет.
— Дерьмо, — прошипел я, поднимая пистолет в направлении, указанном Шреддером, и в полной темноте, выжимая патрон, не видя никакой цели.
Рейн, Кэш, Волк и Репо двинулись с переднего двора, делая то же самое, что и я, когда я начал двигаться наружу, Ренни за мной.
— Дюк сзади… — Шреддер встал, подняв пистолет в нашу сторону. Но остальная часть его предложения была оборвана, когда три пули ударили его в грудь и живот, заставляя его тело дергаться назад с каждым ударом, из него брызнула кровь.
Мои внутренности скрутило, когда я попытался повернуться.
Но я опоздал на секунду.
И это заставило меня подумать о том, о чем, как мне казалось, я никогда не подумаю.
Спасибо, черт возьми, за Ренни.
К тому времени, когда я повернулся, Ренни уже выстрелил между глаз ублюдка, его тело отлетело назад к земле, мертвое еще до того, как он упал.
Затем наступила тишина.
Автоматная стрельба прекратилась.
Последовала наша собственная стрельба.
Все остановились, оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, исчезла ли угроза или они ждут, когда мы выйдем на открытое место.
— Шред, — пробормотал я себе под нос, и Ренни кивнул, когда я побежал через поле к нашим павшим мужчинам.
Вин умер.
Его широкая, знакомая грудь была совершенно неподвижна. Его глаза были открыты, и я потянулся одной рукой, чтобы закрыть их, когда мое внимание сосредоточилось на Шреде.
Его грудь поднималась и опускалась слишком быстро, слишком тяжело. Кровь пропитала его рубашку, красная и липкая даже в темноте. Он слабо улыбнулся мне. — Что там за чертов путь, ты знаешь? — спросил он, кровь текла у него изо рта, когда он говорил.
— Ты никуда, блядь, не уйдешь, — настаивал я, прижимая руку к ранам на его груди, пытаясь остановить поток. — Оставайся со мной, черт возьми, — потребовал я.
— Слава богу, я никогда не отказывал себе в дамах и выпивке, — прохрипел он, слегка захлебываясь кровью, которая продолжала заливать его рот.
— Прекрати это дерьмо, — сказал я с ноткой отчаяния в голосе. Мне нравились все ребята. Но Шред был единственным, кого я мог назвать другом. Он не мог, блядь, умереть у меня на руках.
— Эй, — сказал он, выплевывая немного крови на землю. — Позаботься об этой девчонке Пенни. Она одна из лучших. Я это знаю.
— Нет, Шред, — взмолился я, когда его улыбка немного ослабла, а глаза потеряли блеск. — Черт возьми, нет! — Я взревел, когда его грудь перестала двигаться, когда жизнь покинула его тело.
Я почувствовал, как чья-то рука сжала мое плечо, и, чувствуя, как горе и ярость опьяняют меня, я вскочил на ноги и развернулся, ударив окровавленными руками в грудь Ренни. Он отступил на шаг. Его пистолет был спрятан. Его руки были пассивно подняты.
— Я понял, чувак, — сказал он, качая головой, отступая, когда я продолжал наступать на него, не чувствуя никакого способа выплеснуть свою ярость, кроме насилия. Мои руки снова врезались в него, оставляя идеальные отпечатки ладоней на его белой футболке кровью Шреддера. — Прекрати это, — продолжал он, все еще поднимая руки, все еще отступая, когда я приближался, вероятно, зная, что, если я не отпущу его, он станет моей целью, и ярость, которую я чувствовал, была совсем не такой, как я знал раньше.