Было приятно просто услышать, что она начала говорить. Я начал задаваться вопросом, не была ли она более травмирована, чем кто-либо из нас, учитывая, насколько она была молчалива с тех пор, как появилась.
И когда она заговорила, то, казалось, спотыкалась о свои слова, как будто нервничала.
Как будто я заставил ее нервничать.
Мне не нравилось это дерьмо.
Но когда она болтала о сыре чеддер, ничего этого не было. Ее голос был сильным и ровным. Ее движения были более легкими, менее неуклюжими. Ее плечи расслабились. Ее глаза потеряли часть своей пустоты.
Это было чертовски интересное зрелище.
После того, как она поговорила с Ло ранее, Ло поговорила со мной. Что заставило нас с Волком приехать к ней домой, собрать ее в основном упакованные коробки и сложить их в багажник пикапа Волка.
Я послал его вперед и побежал обратно, стуча в дверь бесполезного управдома в течение пяти минут, прежде чем он вытащил свою ленивую, толстую задницу из кровати и открыл дверь, потирая живот одной рукой, а другой опрокидывая пиво. — Да?
— Квартира 2В, — сказал я.
— Нужно попасть в нее? — спросил он, и я почувствовал, как напрягся.
— А если я скажу, что да?
— У меня где-то здесь есть ключ, — сказал он, оглядывая свою квартиру.
— Ты ведь понимаешь, что я там не живу, верно?
— Точно. Нет. Та симпатичная блондинка живет. Та, с задницей, — добавил он, заставляя мои руки сжаться в кулаки по бокам.
— Но ты впустишь меня?
— Черт возьми, какое мне дело? — спросил он, потянувшись за чем-то внутри и вытащив ключи.
Я протянул руку и схватил его за футболку, вытащив в коридор, а затем ударил его о стену достаточно сильно, чтобы его зубы громко стукнули друг о друга. — Слушай, блядь, — прорычал я, подойдя достаточно близко, чтобы почувствовать запах чеснока, просачивающийся через его поры. — Мне, блядь, не все равно. И поскольку мне, блядь, не все равно, с этого дня тебе будет не все равно. В ее квартиру никого, кроме нее, не пускают. На самом деле, если кто-то задержится перед ее дверью более чем на две секунды, тебе лучше, черт возьми, знать об этом. И когда ты узнаешь об этом, дай мне знать.
— Послушай, я не знаю, кто… — начал он, и я сунул руку в задний карман и сунул ему в грудь конверт.
— Это за следующие два месяца арендной платы за 2B. Если увидишь, что кто-то обнюхивает ее дом, можешь найти меня в лагере Приспешников, — сказал я, бросая бомбу и наблюдая, как осознание запечатлевает страх на его лице. — Да, я подумал, что это может изменить твое мнение о ситуации, — усмехнулся я, отстраняясь и толкая его еще сильнее, отчего пиво выскользнуло из его руки и с глухим стуком упало на землю, откатившись на несколько футов в нашу сторону. — Понял?
— Да, да, мужик. Я понял.
С этими словами, гнев бурлил в моем животе, как кислота, я вернулся в лагерь и выгрузил ее вещи. Я не лгал, когда сказал, что предостерег парней от нее. Большинство парней, вероятно, никогда бы даже не посмотрели в глаза тому дерьму, которым я им угрожал. Это было так, что даже Волк не отважился войти в мою комнату. Он вытащил все это из кузова своего грузовика и сложил в холле прямо снаружи, стоя рядом с ним, ожидая меня.
— С ней все в порядке? — спросил он, наблюдая за дверью, как будто она собиралась убежать с криком в любой момент.
— Честно? Не знаю. Она пуглива и напугана. Ло сказала мне, чтобы я старался не слишком беспокоиться об этом, что с ней все будет в порядке. Хотя не уверен, что верю в это.
Волк кивнул, отталкиваясь от стены. — Поспи немного, — сказал он, уходя.
Так что я вошел и разбудил ее, когда бросил ее дерьмо.
Это было не похоже на меня — отключиться. Я никогда не спал спокойно. Обычно мне требовалось несколько часов, чтобы отключиться. Но это была адская пара дней, и я вырубился, прежде чем смог даже подумать о том, чтобы перебраться на койку.
Просыпаясь от того, что она двигалась у меня на груди, да, это было настоящим испытанием силы воли. Потребовалось все, что у меня было, чтобы стиснуть зубы и не реагировать на тот факт, что ее тело извивалось рядом с моим, и она вздыхала во сне, заставляя меня чертовски напрягаться без каких-либо усилий с ее стороны.
Я чуть не облажался и опять не поцеловал ее снова. Прямо перед тем, как она заговорила о том, что у нее грязные волосы. Я был близок к этому. Она была вся сонная и милая, и я часами не спал, пытаясь перечислить миллион или около того причин, по которым трахать ее было бы полной катастрофой для нас обоих.
Затем, когда она посмотрела на меня после того, как я закончил мыть ее волосы, глаза потемнели, губы умоляли о поцелуе, грудь поднималась и опускалась слишком быстро, чтобы быть чем-то другим, кроме возбуждения, да. Я заслужил гребаную награду за проявленную сдержанность.
И, наблюдая, как она нарезала помидоры, чтобы бросить в чертову кесадилью (прим.перев.: блюдо мексиканской кухни, состоящее из пшеничной или кукурузной тортильи, наполненной сыром), которую она готовила, достаточно, чтобы накормить весь комплекс, я понял, что это было хорошо. Хорошо, что я не усложнял ситуацию, делая это физически между нами.
Правда, в этом было что-то притягательное.
Но в этом-то и заключалась проблема.
Ее тянуло ко мне, потому что она была одинока, напугана, смущена и сбита с толку, и я был тем, кто был рядом, чтобы обнимать ее, кормить, успокаивать.
Меня влекло к ней, потому что, ну, я беспокоился, что то, что сказал Ренни, было правдой.
И черт возьми, если бы я не потратил всю свою чертову взрослую жизнь, пытаясь сломать его, пытаясь освободиться от всего этого дерьма.
Но не было никакого способа сказать, было ли то, что я чувствовал, просто искренней реакцией или чем-то более глубоким, чем-то более мерзким.
Вот почему ничего не должно было случиться. Неважно, насколько мои простыни и футболки пахли ею. Неважно, сколько она смотрела на меня с желанием в глазах. Неважно, что она была в пяти футах от меня всю ночь в постели, которую, я знал, она с радостью разделит со мной.
Это была плохая идея.
— Эй, Дюк? — сказала она, возвращая меня в настоящее. Ее голова склонилась набок, волосы наполовину высохли, губы изогнулись в улыбке.
— Прости. Отключился, — признался я.
— Полагаю, кулинарное искусство тебя не очень интересует, — сказала она, пожав плечами, не обидевшись. — Я спросила, может быть, ты отнесешь что-нибудь из этого ребятам?
— Ты должна их отнести. Ты их сделала.
— Да, но…
Я кивнул, схватил тарелку, заваленную проклятой едой, и сунул ей в руки. Я схватил стопку бумажных тарелок, положил руку ей на плечо и повел в главную комнату.
— Пенни всех накормит, — объявил я, заставив всех повернуться в нашу сторону, заставив Пенни отступить на фут и почти врезаться в меня спиной, прежде чем я снова толкнул ее вперед. Если и был какой-то способ привлечь внимание комнаты, полной байкеров, помимо того, чтобы сказать им, что появились суки, так это объявить, что есть еда для захвата.
Репо первым подошел, взял у меня тарелку и положил на нее кусок. — Ты выставляешь меня здесь в плохом свете, дорогая. Обычно это я готовлю.
— Ну, я, э-э, учила Дюка, э-э, готовить так, что…
— Ах да? — спросил Кэш, подходя и одаривая ее одной из своих улыбок. — Как тебе это удалось?
Пенни посмотрела на меня через плечо, криво улыбнувшись. — Он не самый… лучший ученик.
Когда парни засмеялись, она снова посмотрела на меня через плечо, ее улыбка, возможно, была немного победоносной, как будто она была рада, что перешла на их сторону.
Однако улыбка исчезла, когда дверь распахнулась и в комнату ворвался Рейн с мрачным лицом.