Мое сообщество, блядь, линчевало бы меня, если бы когда-нибудь снова увидело.
Поэтому, сидя там, кивая и издавая звуки, которые звучали как интерес, я строил планы.
Мне нужно было схватить сумку и набить ее всем, что может пригодиться, спрятать ее и улизнуть, когда все уснут. Единственный выход был на машине. Мы были слишком далеко от того места, где я мог бы исчезнуть. Так что мне пришлось украсть пикап моего отца, тот, что с закрываемым багажником. Это может быть полезно для хранения и сна, если до этого дойдет. Что, скорее всего, и произойдет.
— Хорошо, ты передашь это Мартине. Она знает, что делать? — спросил мой отец, вставая, показывая, что встреча почти закончилась.
— Ага. Она предана делу.
Делу убийства детей.
Черт возьми.
— Отлично. Ты и твоя жена будете вознаграждены за свою преданность, — сказал мой отец, положив руку мне на плечо и выводя меня на улицу вместе с ним. — Мы создаем более безопасный мир для следующего поколения, — сообщил он мне, когда мы возвращались к дому.
— Как? — спросил я, потому что знал, что именно этого он и хотел.
— Мы уберем всех этих ублюдков, прежде чем они вырастут преступниками. Торговцами наркотиков. Насильниками наших женщин. Насильниками налогоплательщиков, чтобы содержать их в тюрьме…
— Верно, — сказал я, каждая унция меня полностью смирилась с грязью моего происхождения. Три проклятых поколения отбросов общества. Что, черт возьми, это говорит обо мне?
Тогда я это почувствовал.
Я чувствовал, как она покрывает каждый дюйм моего тела.
Я чувствовал, как она просачивается в мои поры и загрязняет мои внутренности.
Грязь.
Никогда в жизни мне так сильно не хотелось принять душ.
— Завтра первый день новой эры, сынок. Отдохни немного. Мы будем кое-что праздновать.
С этими словами я вошел в свою комнату, включил музыку, как обычно, и запер дверь. Я схватил старую армейскую спортивную сумку и начал набивать ее одеждой. Было лето, но я знал достаточно благодаря обучению выживанию, которое мы прошли, чтобы быть готовым ко всему. Скорее всего, я не смогу найти себе жилье в течение долгого времени. Самое раннее, через шесть месяцев. Когда мне исполнится восемнадцать, и я смогу легально заниматься таким дерьмом. Так что до тех пор я мог бы жить в палатке или спать в кузове. Мне нужна была зимняя одежда.
Когда сумка почти лопнула, я выбросил ее в окно.
Я обернулся, оглядывая свою комнату так, словно никогда не видел ее раньше. Как будто я не спал в ней каждую ночь своей проклятой жизни.
С этими мыслями я подождал до двух часов ночи и выскользнул наружу, музыка все еще звучала, но тише. Мои родители допускали шум до тех пор, пока могли спокойно спать. Я выпрыгнул из окна и направился к грузовику, бросил сумку в кузов и направился к сараю, настолько параноидальный, что чертов мотылек, влетевший в меня, заставил мое сердце подскочить к горлу.
Видите ли, у параноиков-выживальщиков, среди которых я вырос, было одно преимущество. У нас были припасы. У нас были припасы на любую возможную ситуацию. Обнаружение электромагнитных импульсов? У нас были десятки клеток Фарадея (устройство, изобретённое английским физиком и химиком Майклом Фарадеем в 1836 году для экранирования аппаратуры от внешних электромагнитных полей. Обычно представляет собой клетку, выполненную из хорошо токопроводящего материала). Отключили электричество? У нас были солнечные батареи. Там были дрова для долгих холодных зим. Там были аптечки. В рюкзаках были наборы для выживания в дикой природе на случай, если нам понадобится выбраться из Доджа.
И, конечно, было достаточно старых армейских пайков, консервов и банок с высушенными овощами, полных еды «просто добавь воды», которые женщины готовили свежими из наших огородов летом.
Я схватил коробку, бросая туда продукты, которые, как я знал, были бы мне более полезны — те, с бобами и мясом, те, которые удержали бы мой вес, даже если бы я ел только их. Меня волновали не фрукты и овощи, а калории. Я схватил сумку для выживания в дикой местности, палатку, пару дополнительных ножей и два дополнительных одеяла.
Это было все, что я мог унести, и я не собирался рисковать вторым заходом.
Я побежал к машине и запихнул все дерьмо внутрь, пробираясь с подъездной дорожки и по большей части по боковой улице с выключенными фарами, чтобы никто не мог увидеть меня, если они выглянут в окно.
Ожидание шести утра было самым долгим промежутком времени за всю мою жизнь. Дело в том, что я знал, что должен подождать, пока не приедет Мартина. Если я позвоню в полицию, и они появятся, и Мартина увидит их, она развернется и уйдет. Они никогда не смогут повесить это на нее.
Поэтому я ждал. И без пяти шесть, зная, что Мартина всегда приходит вовремя, я остановился у единственного телефона-автомата в городе, расположенного в грязной комнате закусочной, и позвонил в полицию. Повесив трубку, я позвонил в детский сад.
С этими словами я побежал к грузовику и убрался из этого города так быстро, что был шокирован тем, что меня не остановили десять раз, когда я выезжал из штата.
На следующий день я остановился в другом маленьком городке, потратив часть своих драгоценных денег на бензин и понимая, что это будет моим самым большим препятствием. У меня было достаточно еды, чтобы продержаться. У меня была одежда. Черт, у меня даже был кусок мыла, которым я мог бы почистить гребаную одежду и себя. Но у меня не было достаточно денег, чтобы продолжать платить за бензин и возможный ремонт машины. Всякий раз, когда я останавливался, мне нужно было найти случайную работу.
Я был большим для своего возраста. Я легко мог сойти за девятнадцатилетнего или двадцатилетнего. Люди, ищущие газонокосильщика или бригадиров, ищущих рабочего, не задумываясь, наняли бы меня. И после всех лет, проведенных на ферме, где я учился строить дома, я знал достаточно, чтобы убедить их выбрать меня, а не кого-то другого, кто мог бы стоять на вокзале в то утро.
Так я и делал. В течение года в восьми штатах. Летом я спал в кузове грузовика, когда только мог. Когда копы стали любопытствовать, я отправился в лес с палаткой. Зимой, ну, я все еще спал в багажнике. Я выложил стены, потолок и пол изоляционными листами, чтобы зафиксировать температуру своего тела. Я ложился на утеплитель. И я молился, чтобы не лишиться пальцев на ногах или руках из-за обморожения.
Я не лишился.
К тому времени, как я добрался до Джерси, у меня было достаточно наличных, чтобы позволить себе еженедельное проживание в мотеле. Оттуда, приняв свой первый настоящий душ за год, я вышел на улицу и стал искать работу. Я устал бегать. Я был слишком доволен ощущением настоящего матраса подо мной ночью вместо тонких одеял. Мне нравилось иметь кондиционер, чтобы не потеть до смерти. И мне действительно чертовски нравилось иметь телевизор, нормальную ванную комнату и женщин.
Во второй половине дня я обнаружил, что заключил контракт с местной строительной компанией, на выполнение любой работы, в которой им требовалась дополнительная опытная рука.
Это не была гламурная жизнь. Но она не была грязной и наполненной ненавистью.
Я остался в месте с оплатой за неделю, потому что это было то, к чему я привык. Я работал. Я копил деньги. Я выпивал. Я трахался. Я пытался найти новый вид нормальной жизни.
И так было в течение нескольких лет.
Затем, как назло, в один прекрасный день, много лет спустя, меня вызвали на работу в какое-то место под названием лагерь Приспешников. Владельцу понадобилось добавить пару дополнительных комнат к и без того массивным жилым помещениям, все стены были укреплены и полностью лишены окон.
Работая у них, я увидел то, чего раньше не замечал. Я видел сообщество. Я видел братство и верность. Я видел людей, которые готовы были умереть друг за друга.
И я чертовски скучал по этому.