— О боже… — начала я, со стоном откинув голову назад.
— Да, я думаю, что эта будет лучшей, — сказал он с дерзкой улыбкой, когда одна из его рук осталась на моем бедре, помогая мне приподнимать его, чтобы мои мышцы не свело судорогой. Другая двинулась вверх по моему животу, чтобы перекатить сосок между большим и указательным пальцами.
Затем он начал двигаться, медленно, вяло, совершенно неторопливо. Его глаза смотрели на меня, напряженно. Мускул тикал на его челюсти, единственный признак того, что он держал себя в руках, когда его темп удерживался — медленный, сладкий, настолько интимный, что я, наконец, по-настоящему поняла термин «заниматься любовью». Я провела всю свою жизнь, съеживаясь от этой фразы, но внезапно почувствовала, как слезы подступили к моим глазам, когда я испытала это.
Я моргнула, чувствуя себя неловко от нахлынувших эмоций. — Дюк, сильнее, — потребовала я, моя рука потянулась и опустилась на его бедро.
— Нет, — сказал он, качая головой.
— Нет? — спросила я, удивленная, когда он просто продолжал качаться внутри меня, заставляя медленно нарастать оргазм, мои мышцы крепко хватали его с каждым толчком.
— Нет. Я уже дал тебе сильнее. Теперь я дам тебе нежно. — И как будто в доказательство своей правоты, его пальцы на моем соске смягчились, проведя по нему мягкими, как перышко, и моё лоно сильно сжалось в ответ. — Тебе это нравится. Ты просто боишься этого, — сказал он, каким-то образом прекрасно понимая ситуацию.
— Дюк, пожалуйста… — сказала я, пытаясь толкнуться в ответ, но положение не позволяло этого.
— Как будто ты умоляешь, детка. Но на этот раз это не сработает.
Я знала, что это бесполезно.
Я глубоко вздохнула и попыталась подавить эмоции, одновременно пытаясь расслабиться.
И, очевидно, это не сработало.
— Пенни, прекрати сопротивляться, детка, — потребовал он, наклоняясь вперед, наклоняя свое тело ближе к моему, заставляя меня принять его еще глубже. Я всхлипнула, и он кивнул. — Вот, пожалуйста. Вот и все. Просто отпусти это, — потребовал он, и я сделала это. Я отпустила это. — Да, черт возьми, — сказал он, делая глубокий вдох, когда мое влагалище становилось все плотнее и плотнее, сигнализируя о неизбежном. — Дай мне это, детка, — потребовал он, когда его член глубоко качнулся, заставляя мой воздух застрять в груди, когда оргазм прокатился по мне так же медленно, глубоко и ошеломляюще, как и весь этот опыт.
Слезы снова защипали, и я была слишком занята, чтобы бороться с ними, две слезинки выскользнули из уголков моих глаз и скатились по вискам, когда Дюк глубоко вонзился и зашипел.
Его рука опустила мое бедро и поднялась, чтобы вытереть одну из слезинок, ничего не говоря, и я была благодарна за это молчание больше, чем за что-либо прежде.
Потому что не было никакого способа объяснить это.
Я и сама этого не понимала.
Лучше всего я могла бы описать это так: это не было похоже на секс, который у меня был раньше, тела, удовлетворяющие друг друга.
Это казалось… значимым.
Может быть, это было глупо, сентиментально и старомодно, но так оно и было.
Его тело изогнулось, его руки легли мне на плечи, и он наклонился, чтобы поцеловать меня, крепко и глубоко, но нетребовательно, как будто чувствуя, что я уже отдала ему все, что у меня было.
Все мое тело, казалось, гудело, когда резкий, пронзительный звук его сотового заставил нас обоих вздрогнуть. Он отстранился, посмотрел на меня с сожалением и медленно выдохнул.
— Итак, все начинается, — сказал он, наклоняясь, чтобы снова быстро поцеловать меня, прежде чем отодвинуться. Он надел трусы и достал сотовый. — Рейн, — сказал он, направляясь в ванную, чтобы, как мне показалось, избавиться от презерватива.
Я бросилась схватить свою футболку, натягивая ее и доставая трусики. Я уже засунула ноги, когда он вернулся, прислонившись спиной к дверному косяку, наблюдая, как я натягиваю их на место, а затем сажусь на край кровати.
— Да. Верно. Сколько сейчас времени? — независимо от того, что он, должно быть, ответил, его лицо слегка вытянулось, его взгляд упал на пол, когда его рука поднялась, чтобы провести по волосам в отчаянии. — Да. Понял. Мы будем готовы.
С этими словами он повесил трубку и двинулся туда, где на полу лежали его штаны, поднимая их.
— Все в… — начала я спрашивать, но остановилась. Конечно, все было не в порядке. Он только что потерял тонну людей. — С тобой все в порядке?
Он потянулся за футболкой, скомкал ее и остановился. — Бруно не добрался до больницы, — сказал он, и в его голосе явно слышалось горе.
— Мне так жаль ваших людей, — сказала я, искренне имея это в виду.
Он слегка пожал плечами и натянул футболку.
— Копы по всему лагерю, черт возьми, пытаются разобраться в этом дерьме. Черт, в этот момент мы почти приветствуем их, если бы они могли сказать нам, кто, черт возьми, это делает. Сомневаюсь, что они найдут улики, которое приведет к чему-либо.
Я кивнула, понимая его разочарование. Я с трудом сглотнула. — А Волк… — начала я.
В его глазах появилась боль. — Он пролежал в операционной шесть часов. Он еще не проснулся. Джейни плохо с этим справляется. Она не оставит его.
Я бы тоже не оставила.
— Нам нужно уходить? — спросила я, оглядывая пол в поисках своих штанов.
Он кивнул. — В конце концов. У нас есть немного времени. Посмотрим, смогу ли я раздобыть что-нибудь поесть, — сказал он, подходя к полкам.
— Я могу подождать до… — до Хейлшторма? Мой желудок скрутило от осознания того, что у нас мало времени.
— Ты, должно быть, умираешь с голоду, — сказал он, как будто это было не так. Но если я попаду на бойню, я сомневаюсь, что когда-нибудь снова буду голодна.
Решив, что ему нужно чем-то занять себя, я позволила ему оглядеться в поисках еды, а сама схватила штаны и направилась в ванную.
Он был прав. Не было ничего особенного. Но компостный туалет (Компо́стный туале́т (пудр-клозет) — туалет, в котором для утилизации отходов жизнедеятельности человека используются только природные материалы. Этими материалами чаще всего являются торф, опилки или другие сыпучие, мелкодисперсные органические вещества) оказался не таким странным, как я ожидала, и стальная ванна на самом деле выглядела достаточно глубокой, чтобы принять приличную ванну. Когда я потянулась к крану, я была почти удивлена, когда чистая вода с готовностью потекла. К стене было прислонено зеркало, и я опустилась перед ним на колени, чтобы привести волосы в некоторое подобие порядка, затем выдавила зубную пасту на палец и почистила рот. Затем я соскребла то, что осталось от этого маскировочного макияжа.
Мое отражение показало, что я немного изменилась, чем была несколько дней назад. Синяки поблекли, превратившись в основном в желто-зеленые. Но мое лицо выглядело немного похудевшим, а мешки под глазами свидетельствовали не о том, что мне не хватало сна, а о том, что я испытывал стресс, превышающий все, что я когда-либо знала раньше.
Любопытствуя, я потянулась за своей футболкой и стянула ее, отвернувшись от зеркала и оглянувшись через плечо, чтобы проверить, насколько плохими были порезы.
Это был первый раз, когда я их увидел.
Это был первый раз, когда я увидел, что это не просто случайные порезы.
Это были три большие линии, две вертикальные, идущие параллельно, по бокам моей спины, а затем одна горизонтальная линия, соединяющая их.
П.
У меня на спине была вырезана буква «П».
На самом деле не было никакого сомнения, чтобы знать, что это было П — Приспешники.
Я предполагаю, что они действительно пытались отправить сообщение.
И я навсегда останусь в шрамах от этого.
Неудивительно, что Дюк чувствовал себя таким виноватым из-за этого.
— Я бы спросил, не застряла ли ты, но это невозможно в этом туалете, — крикнул Дюк, немного более легким тоном, и я поймала себя на мысли, что это было для шоу, для меня. Вероятно, так оно и было.