— Вот и все, — сказал он, когда моя киска сильно сжалась вокруг его члена, когда он толкнулся. — Вот и все, детка. Иди за мной.
И я это сделала.
До этого момента я никогда по-настоящему не понимала термин «кричащий оргазм».
Потому что не было другого способа описать это. Я закричала. Его имя. И мое тело просто… раскололось так сильно, что это было так приятно, что почти больно.
Дюк продолжал толкаться через мой оргазм, прежде чем глубоко засадить и прорычать мое имя, заставляя еще одну небольшую волну омыть меня.
В ту секунду, когда я перестала сжиматься, мое тело, казалось, потеряло контроль над собой. Потому что я сильно дрожала, каждый дюйм моего тела был слишком перегружен, чтобы сразу обработать избыток ощущений и химических веществ, проходящих через меня.
Дюк вышел из меня, без церемоний бросил презерватив в мусорное ведро рядом с кроватью и опустился рядом со мной на бок, протянув руку и притянув меня к себе. Он крепко обнял меня, положив подбородок мне на макушку.
— Афтершоки (прим.перев.: повторный сейсмический толчок, меньшей интенсивности по сравнению с главным сейсмическим ударом), — пробормотал он, когда толчки продолжали двигаться сквозь меня.
Афтершоки.
Какой подходящий термин.
— Дыши, Пенни, — тихо сказал он, и я поняла, что он прав, я задержала дыхание. Я медленно выдохнула и сделала долгий, глубокий вдох, понимая, что это замедляет дрожь, поэтому я сосредоточилась на том, чтобы делать это снова и снова, чувствуя себя неловко из-за того, что не могла контролировать свое тело.
— Ну, — сказал он, когда дрожь, наконец, прекратилась, и моя рука обняла его, притягивая еще крепче. — Миссия выполнена, да? «Я не выйду из-под контроля», как сейчас.
Я улыбнулась, повернула голову и поцеловала его в центр груди. — Ты тоже потерял контроль, — сказала я, мой голос был немного мечтательным, когда мое переутомленное тело начало погружаться в сон.
— Да, — согласился он, крепко сжимая меня. — Все в первый раз у нас.
Мое сердце сжалось от этого, зная, что это действительно что-то значит, когда ты отдаешь контроль другому человеку. Потому что я никогда не делала этого сама до Дюка. До этого момента я даже не осознавала этого. Я всегда думала, что прилагаю все усилия к отношениям. Но, может быть, в этом и была проблема. Над этим не нужно работать. По крайней мере, в начале. Если вам нужно уговорить себя на это, если есть оговорки и контроль, тогда, ну, это была не настоящая любовь, не так ли? Любовь была одной из неконтролируемых сил Вселенной. В этом и был весь ужас, вездесущий шанс, что ты почувствовала это не к тому человеку в неподходящее время в неподходящем месте.
Но в этом была и ее красота.
Это был не выбор.
— Что это? — спросил он, выводя меня из задумчивости, и я почувствовала, как его палец пробежал по почти зажившему четырехдюймовому порезу на моем бедре.
— Ох. Ло иногда любит тренироваться с ножами, — я помолчала, слегка улыбаясь. — Я теперь вроде как крутая, — заявила я, чувствуя, как горят мои щеки, но все равно рада, что сказала это.
— Никаких «вроде», — сказал он, еще раз сжимая меня, перекатываясь на спину и притягивая меня к своей груди.
— И я официально являюсь членом женского клуба. Но мне все еще нужно встретиться с Алекс и… Элси и Эми.
— Алекс — бунтарь. У нее сухой, саркастический юмор. Она отдает Брейкеру его гребаные деньги даже после всех этих лет. Ей нравится драться просто так, черт возьми. Она заключает контракты как с Приспешниками, так и с Хейлштормом, так что мы часто ее видим. Элси и Эми — более маргинальные члены клуба девочек. И они также самые «нормальные» из членов клуба. Они выросли в обычных семьях. Ну, Элси была богата, как Мидас (прим.перев.: бог античной мифологии), но нормальная. Они тебе понравятся.
У меня была почти непреодолимая потребность в том, чтобы это было правдой. И это было не ради Дюка. Не то чтобы я хотела ладить с женщинами его друзей. Мне искренне нравилось чувствовать себя своей. С женским клубом было легче, потому что все они прошли через какие-то сумасшедшие вещи, которые обычные люди не могли понять. Мы могли бы посочувствовать этому. И мы также могли бы посочувствовать тому, каково это — жить нетрадиционной жизнью, которую мы вели.
— Ло сказала, что, если я продолжу тренироваться, она может сделать сертификат, чтобы я преподавала уроки самообороны для подростков в тренажерном зале, — сказала я немного тихим голосом, не уверенная в том, как это звучит.
Я знала, что это не скоро произойдет. Я только начала тренироваться. Но Ло утверждала, что я быстро схватываю все.
— У тебя есть какой-нибудь фетиш по лаку для волос? — спросила она меня однажды днем, когда мы обе были покрыты потом, сидя на земле и попивая воду из бутылок.
— Что? — спросила я, качая головой.
— Ты работала только в парикмахерских. Это было твое призвание или просто потому, что тебе была нужна работа?
— Гм, последнее, я думаю, — призналась я, немного смущенная тем, что не попыталась сделать что-то еще из своей жизни.
А потом она рассказала мне о возможности стать инструктором по самообороне. В ту секунду, когда она предложила это, у меня возникло безошибочное чувство правоты внутри меня. Во-первых, потому, что я искренне любила тренировки. Во-вторых, потому что я никогда не была поклонником своей старой работы. И в-третьих, потому что было бы неплохо обучить молодых девушек некоторым продвинутым приемам самообороны в надежде, что это защитит их от попадания в ситуацию, в которой я оказалась. Или еще хуже.
Но я все равно чувствовала себя странно.
Я знала, что не была похожа на «крутого инструктора по самообороне», когда вы меня видели. И у меня еще много работы по голосовому командованию. Но тренировки закалили меня, подняли, вернули мне те части меня самой, о которых я и не подозревала, что потеряла по ходу дела. Может быть, еще в детстве в обществе, которое говорило мне, что я должна быть хорошей, мягкой, тихой, нетребовательной и пассивной.
Слабой.
Но я больше не была слабой.
— Это чертовски круто, — автоматически сказал Дюк, даже не колеблясь, как будто ему никогда не приходило в голову, что я не способна.
Боже.
Боже.
У меня никогда в жизни, кроме бабушки, не было никого, кто просто верил бы в меня.
Возможно, это было лучшее чувство в мире.
Мое сердце снова сжалось.
Отрицать это было уже невозможно.
Я больше не балансировала на грани.
Где-то между тем, как я увидела его в контейнере и поняла, как сильно он верил в меня, я упала.
Это было так быстро.
Вот так просто.
Это неконтролируемо.
И почему-то это не было страшно.
Это просто казалось правильным.
Я не была глупа; я знала, что это не всегда будет легко. Я знала, что наши отношения, начавшиеся так безумно и быстро, неизбежно должны были пройти через муки роста. Мы должны были бы найти свой ритм, свою норму в разгар сумасшедшего образа жизни. Но почему-то я этого не боялась. Мы бы это выяснили. У нас не было ничего, кроме времени.
Я надеялась.
Это все еще не было гарантировано.
Даже с учетом прошедших недель казалось, что никто не приблизился к тому, чтобы найти людей, ответственных за полное уничтожение числа Приспешников. Но было одно, в чем все были уверены, с чем все были согласны — это еще не конец.
Ни за что на свете кто-то не устроил бы только нападение, обстрел и сложное проникновение в комплекс, чтобы уничтожить только низших людей на тотемном столбе.
Рейн был главной мишенью.
Как и Кэш.
И Репо.
И Ренни.
И, подумала я с ощущением удара в живот, Дюк.
Они не остановятся, пока не останется никого, кто мог бы подняться и взять под контроль операцию. Кто-то хотел торговать оружием, и они уничтожат всех конкурентов, чтобы захватить это.