Дюк
10 месяцев спустя
Ренни опустился на диван рядом со мной, наклонив голову, наблюдая, как Пенни вошла в кухню.
— Она уже знает? — спросил он, глядя на меня.
— Знает, что? — спросил я, качая головой.
— Что она беременна.
Моя голова резко повернулась к нему, брови сошлись вместе. Она знала. Она сказала мне об этом в начале той недели. Но было всего около семи недель. Это не было похоже на то, чтобы это было видно или что-то в этом роде.
— Откуда, черт возьми, ты знаешь это дерьмо? — спросил я, на этот раз искренне желая знать.
Ренни пожал плечами. — Она взрывается. У нее всегда была идеальная кожа. Но она изменилась из-за гормонов. Она перестала пить кофе и начала есть чертовски много шпината и капусты. И по утрам она глотает какие-то огромные таблетки. Все сходится, — он сделал паузу. — Неожиданно, верно?
— Да, — кивнул я.
Мы определенно не планировали заводить семью так скоро. Но, как бы то ни было, когда она рассказала мне, ничто никогда не казалось более правильным.
— Тебе нужно найти дом, — сказал Ренни, сказав мне то, о чем я думал каждый день с тех пор, как Пенни рассказала мне.
Мы никогда не выезжали за пределы комплекса. Это стало для нас комфортным, новым видом нормы. Но с появлением семьи пришло время более серьезно относиться к нашей жизни.
— Возможно, у Брейкера неплохая идея с домом на холме, — сказал Ренни. — Но опять же, место Рейна тоже довольно безопасное. И Шейн Маллик со своим складом. Множество вариантов.
Мы с Ренни никогда не будем лучшими друзьями. Правда, он просто предложил. Мы медленно, но верно научились оставлять это прошлое дерьмо позади. Когда наши ряды были опустошены и нам нужно было вести дела, когда они шли ко дну, мы научились доверять друг другу.
И Пенни он нравился.
Так что, в некотором смысле, это его и реабилитировало.
— Кстати, ей нравятся кольца с круглым камнем, — сказал он мне, кивнув в сторону телефона в моей руке, где у меня было открыта вкладка с обручальными кольцами. Затем он встал и ушел.
И в кои-то веки я по-настоящему оценил его наблюдательность, потому что я смотрел на квадратные.
Дюк
11 месяцев спустя
Мой желудок скрутило в узел.
Я был не из тех мужчин, которые часто нервничают. Моя жизнь была настолько дикой, что меня мало что трогало.
Но когда я припарковался на стоянке перед высоким белым зданием со сверкающими окнами, я чертовски волновался.
Это место называлось домом престарелых «Новые горизонты». Что ж, я сказал Пенни, когда она показала мне сайт, что, по-моему, это довольно хреново. «Новые горизонты» звучали как не слишком тонкое напоминание о том, что все внутри здания в ближайшем будущем будут уходить в горизонт.
Способ напомнить всем старикам, что они скоро умрут.
Но когда врачи сказали Пэтти, что она может двигаться в любое время, что ее бедру стало лучше, ну, нам потребовалось все, что у нас было, чтобы удержать ее там еще на неделю, пока мы устроили ее в «Новые горизонты», единственное место в округе, где не было списка ожидания.
В общем, это было приличное место. У каждого были свои маленькие квартиры с одной-двумя спальнями, в зависимости от того, была ли у них помощь в проживании или нет.
Пэтти была не нужна.
Когда Пенни даже попыталась предложить это, Пэтти фыркнула и сообщила ей, что планирует найти себе хорошего джентльмена и что она не хочет, чтобы какая-то женщина искоса смотрела на нее, наслаждаясь ее старостью.
Пенни была так потрясена мыслью о том, что ее бабушка сделает это, что она никогда не упоминала о помощи снова.
И хотя это был дом престарелых, где жильцы могли «наслаждаться преимуществами независимой жизни, находясь в сообществе единомышленников», в вестибюле все еще был стол, где я должен был зарегистрироваться. По-видимому, это была какая-то мера безопасности, чтобы не пускать людей, которые намеревались трахнуть стариков фальшивыми продажами или каким-то дерьмом в этом роде.
Я поднялся на лифте на пятый этаж и прошел по обычному коридору с белыми стенами и серым ковром, где меня на самом деле окликали две синеволосые дамы, одна на мотороллере, другая с ходунками, прежде чем я остановился перед дверью Пэтти и дважды постучал, прежде чем смог отговорить себя от этого.
— Дюк! — сказала она, одарив меня теплой улыбкой, лишь слегка опираясь на трость, что она делала только в уединении своей квартиры. Она была слишком горда, чтобы использовать ее перед кем-либо еще. — Какой приятный сюрприз. Чем я обязана такой чести? — спросила она, когда отошла и пропустила меня, мы оба направились к маленькому обеденному столику возле французских дверей на балкон.
Я сунул руку в карман, вытащил маленькую темно-синюю коробочку для драгоценностей и открыл ее.
— О боже, — сказала Пэтти, прижимая руку к сердцу. — Ну, мне бы хотелось сказать, что я была удивлена, но ты всегда был так влюблен в меня.
Я усмехнулся, мне понравилась старая петарда.
— Я знаю, что это традиция — спрашивать ее отца, — сказал я, пожимая плечами. — Но она никогда не была близка со своими родителями. — Это было доказано тем фактом, что мы встречались в течение года, и я никогда не встречался с ними. На самом деле, если я не ошибаюсь, за все это время она разговаривала с ними только один раз, в годовщину их свадьбы.
Когда я спросил Пенни о ее прошлом, она никогда не говорила о них, если я специально не спрашивал. Судя по ее рассказам, они были больше ориентированы на карьеру, чем на родительство. Это было то, что она принимала без какой-либо видимой обиды. Но я знал, что это только потому, что Пэтти заполнила пустоты, оставленные ее родителями. На самом деле, она не просто заполнила их, она переполняла.
Пэтти сделала Пенни такой, какой она была.
Поэтому, когда дело дошло до того, чтобы попросить разрешения жениться на этой женщине, я знал, куда мне нужно идти.
Дерзкая улыбка Пэтти сменилась милой, ее глаза немного затуманились, и это был первый раз, когда я видел, чтобы женщина проявляла столько эмоций.
— Знаешь, я прожила в этом районе всю свою жизнь, — странно начала она, заставив меня сдвинуть брови. — И я чертовски уверена, что знаю, кто такие эти Приспешники.
Я почувствовал, как мои внутренности скрутило от этого, конечно, до самых костей, что она собиралась сказать мне, что я не заслуживаю ее внучки.
— Может быть, я не одобряю то, что происходит там, или угрозу, которая исходит от принадлежности к такой организации, — она сделала паузу, потянулась и взяла меня за руку, сжимая так сильно, как позволяло ее гораздо более слабое тело. — Но есть пара вещей, которые я знаю. Во-первых, моя внучка провела всю свою жизнь в состоянии принятия. Она всегда просто сохраняла статус-кво. Она занималась ручной работой. Она выбирала мужчин, которые были настолько невпечатляющими, что я даже не могу вспомнить ни одного из их имен. Но с тех пор, как она вернулась сюда, с тех пор, как нашла тебя, я вижу, что это меняется. Я вижу, как она рискует. Я вижу, как она становится сильнее, больше высказывает свое мнение, делает работу, которая ей нравится.
— Я не могу взять на себя ответственность за это, — сказал я, качая головой. Как бы мне этого ни хотелось, я знал, что это не так. — У нее сильная поддержка от своих друзей и коллег.
— Верно, — кивнула она, познакомившись с Ло, когда она и Кэш помогли нам перевести ее в дом престарелых. Она сразу же прониклась к Ло и ее изобилию «смекалки» и бесстыдно флиртовала с таким же кокетливым Кэшем. — Но я думаю, что ты можешь приписать себе гораздо больше, чем ты думаешь. Но в любом случае, ты меня оборвал, — сказала она, глядя на меня так же, как Пенни, и я увидел, где она подцепила эту привычку. — Во-вторых, в тебе нет ничего невпечатляющего. Я вижу это, и она, конечно, тоже это видит. Она смотрит на тебя так, словно ты повесил луну в небе только для того, чтобы она смотрела на нее каждую ночь. И ты смотришь на нее так, словно она — то, что заставляет солнце вставать по утрам. И в-третьих, хотя ты, возможно, ведешь отвратительный образ жизни, у меня есть все основания полагать, что ты сможешь обеспечить безопасность Пенни. Потому что безопасность важна. И ты будешь держать ее в физической безопасности, чтобы она могла продолжать исследовать, рисковать, иметь свои собственные маленькие приключения, переставая просто… принимать вещи.