И снова они не ошиблись. Чем больше проходило времени, тем больше мы отставали. Нехорошо работать в обороне. Мы были людьми действия и чувствовали себя гораздо комфортнее, находясь в наступлении.
И с семьями, о которых нужно беспокоиться, большинство членов клуба жаждали, чтобы все было сделано быстро и как можно меньше крови пролилось на нашей стороне.
Итак, все было улажено.
Ренни поговорит с Пенни.
И мне пришлось с этим смириться.
Тем не менее, когда пару часов спустя я поймал Ренни, направляющегося внутрь и в сторону моей комнаты, я поставил свое пиво и последовал за ним, заняв пост охранника в коридоре, прижавшись спиной к стене, готовый войти, если все пойдет не в том направлении, в котором мне хотелось бы.
Примерно через тридцать минут после того, как он вошел, я получил сигнал.
— Я сказала, убирайся к черту! — закричала Пенни на удивление сильным и требовательным голосом.
Глава 4
Пенни
Просыпаясь, я испытывала странное чувство, будто пытаюсь всплыть на поверхность через глубокую воду. Я могла слышать разговоры, осознавая, что я не одна, и была слегка обеспокоена этим фактом, учитывая, что я жила одна, но, похоже, я не могла собраться с силами, чтобы полностью проснуться. Я просто лежала там, чувствуя, что тело почти гудит, разум наполовину спит и наполовину бодрствует, казалось, целую вечность.
Голоса медленно становились громче, как будто ближе, заставляя меня ворчать и пытаться пробиться сквозь тяжесть, удерживающую меня, находя мой разум и тело странно несговорчивыми.
Это было почти так, как если бы меня накачали наркотиками.
И в ту секунду, когда эта мысль прорвалась в мой вялый мозг, она разбудила его. Это заставило все мое тело проснуться. Мои глаза распахнулись, и мое тело дернулось, пытаясь немедленно сесть, только чтобы быть сбитой собственным криком от пронзительной боли в боку, в ребрах, и тянущего ощущения по всей спине. Это даже не говоря о пульсирующей боли, которую я чувствовал на своем лице.
Слово «одурманенный» заставило мой очень одурманенный разум вспомнить, что произошло. Мне давали наркотики. Конечно, по рецепту, но все же. Мне дали обезболивающее, потому что я проснулась от того, что кто-то зашивал мне спину, крепко держа в объятиях этого горячего блондина с пучком на голове, твердого, как камень байкер, который подсказал мне, как добраться до «Беллы» днем раньше.
— Эй, полегче, милая, — тут же произнес женский голос, ее рука легла на мою руку, чтобы подтолкнуть меня обратно к кровати. — Все в порядке. С тобой все в порядке. Просто приляг на минутку.
— Нет, я… — сказала я, качая головой, оглядывая незнакомую комнату с замиранием в животе.
Если и было что-то, чего женщина не хотела, так это просыпаться, чувствуя себя накаченной в незнакомом месте. Если, конечно, это место не было больницей. Но, судя по серым стенам и чересчур мужской атмосфере и запаху, в целом слишком привлекательному запаху, что я могла добавить, это определенно была не больничная палата.
И единственная причина, по которой это было даже смутно знакомо, заключалась в том, что в последний раз, когда я была в сознании, меня держал незнакомый мужчина, когда мне зашивали спину и я плакала от боли.
— Ты в лагере МК Приспешников, — произнес ровный мужской голос, незнакомый, и когда я повернула голову и посмотрела в другую сторону кровати, я нашла источник.
Он был высоким и худощавым, с татуировками, змеящимися по его обнаженным рукам. На нем была черный кожаный жилет, а под ним — белая майка, черные джинсы и черные слипоны. У него было угловатое лицо, острые скулы, сильный лоб, привлекательный рот. Его глаза были пронзительно голубыми. И, возможно, самой примечательной чертой, которой он обладал, были его медно-рыжие волосы, которые он подстриг немного длиннее на макушке и ближе к бокам. Каким-то чудом он оказался совершенно лишенным веснушек.
Рыжеволосый байкер.
Мне почти хотелось рассмеяться.
— МК Приспешники, — повторила я, мой голос звучал хрипло, грубее, чем обычно.
— Место, где тебе вчера помогли и подсказали. Мы нашли тебя сегодня избитой, поэтому принесли сюда и привели в порядок.
Я кивнула на это, находя в этом правду.
Но что-то не сходилось.
— Почему ты не отвез меня в больницу?
Почему меня подвергли полевой медицине, когда я могла получить комфортный, безболезненный опыт зашивания в больнице?
Парень выглядел немного застенчиво, засунув руки в передние карманы, отчего его плечи слегка ссутулились, придавая ему мальчишеский вид.
— Видишь ли, если мы приведем тебя туда, они подумают, что это сделали мы.
— Почему? Потому что вы байкеры? — спросила я, чувствуя, как за глазами начинает пульсировать головная боль.
— Да, большинство копов не слишком хорошо относятся к таким, как мы.
— Но ты не причинил мне боли, — сказала я, сдвинув брови, пытаясь соединить воспоминания воедино, обнаружив, что это труднее, чем я думала. Но я знала одно — эти Приспешники не были теми, кто причинил мне боль.
— Мы это знаем, и ты это знаешь. Но ты была не совсем в сознании, когда мы тебя нашли. — Парень придвинулся ближе к краю кровати, заставив меня обернуться, и мой взгляд упал на женщину, сидящую там.
Она была хорошенькая. Где-то тридцати или чуть за сорок, с длинными прямыми светлыми волосами, карими глазами, большой грудью и длинными ногами. На ней были зеленые брюки цвета хаки и коричневая майка, демонстрирующая ее сильные руки. В ней было что-то, и я не могла точно сказать, что именно, но было что-то, что создавало у меня впечатление о ее способностях. Она была способной. В чем именно, я не была уверена. Казалось, во всем.
— Меня зовут Ло, — сказала она, заметив, что я смотрю на нее. — А этот рыжий байкер — Ренни.
— А ты Пенни, верно? — спросил Ренни, обхватив руками лодыжки женщины и согнув их вверх, так что ее колени поднялись к груди, и он смог сесть у ее ног.
— Ах, да. Откуда ты это знаешь? — спросила я, внезапно осознав две вещи. Я не знала, где моя сумочка. И я была не в своей одежде.
Кто-то раздел и переодел меня.
— Эй, эй, — сказал Ренни тихим и спокойным голосом, растягивая слова в конце, как вы делаете, когда разговариваете с испуганным ребенком. — Мы знаем твое имя, потому что вчера ты сказала его Шреддеру и Дюку. Здесь не происходит ничего жуткого.
— Где моя одежда? — спросила я, глядя на женщину, почему-то надеясь, что она поймет мое огорчение по этому поводу.
— Твоя рубашка была порвана, — вместо этого ответил Ренни. — И ее пришлось снять, чтобы наложить швы на твою спину.
— Хорошо. Да, — сказала я, кивая. — Прекрасно. Но где мои штаны? — спросила я, зная, что болит почти везде, кроме талии, за исключением небольшой боли в одной из лодыжек, как будто я, возможно, подвернула ее или что-то в этом роде.
Эти двое обменялись взглядами, молча сообщая что-то, что заставило меня напрячься и медленно подталкивать себя в сидячее положение, чувствуя материал моих трусиков и испытывая легкое облегчение от этого факта.
— Я спросила тебя, где мои штаны. И, пока вы этим занимаетесь, вам нужно будет объяснить, почему они исчезли в первую очередь.
Затем мой разум отправился дальше.
Потому что, в самом деле, куда еще они могли деться?
Вы оказываетесь в странной комнате в байкерском лагере, полном грубых и крутых мужчин без штанов, вот куда это пошло.
Это слово из тринадцати букв, которое почему-то было хуже, чем любое другое, которое я когда-либо слышала в своей жизни.
Они снова переглянулись, и женщина, Ло, покачала головой. Все мои надежды на то, что она станет моим союзником, вылетели в метафорическое окно. Метафорическое, потому что в комнате не было настоящего. Это была еще одна странная вещь. В какой спальне не было окон?
Мое сердце перешло в овердрайв, казалось, застряло в моем пищеводе достаточно высоко, чтобы я почувствовала, что задыхаюсь от него.