– Ох! – крякнула несчастная, сделав очередную попытку, и с усталым вздохом снова откинулась назад.
Мужчины дружно проследили за мелькнувшими в ворохе пышной нижней юбки убедительно-круглыми коленками и, осененные одной и той же мыслью, ринулись ей на помощь.
Общими усилиями двух неслабых мужчин полновесная жертва дочернего аппетита наконец встала на собственные конечности и, не теряя драгоценного времени на бесполезные разговоры, с доступной ей скоростью отправилась за Плю.
Анхел-рабад. Где-то в замке
– Ой! Tы мне все плечи оттоптал, - недовольно проворчала Плю, oсторожно скосив глаза на разместившегося на ее плече Хуча.
Резкие движения были чреваты. Сложңое сооружение из ее волос к горячим спорам и верчению головой не располагало.
– Ха! А за-ачем ты такое неудобное платье надела? – отозвался питомец, ничуть не смущенный словами хозяйки. – Скользкое оно какое–то, сползучее. Вон опять ты почти голая!
И правда. Платье, приготовленное синой Анхел к свиданию дочки с великим магуном, попутчиков в виде маленького, но увесистого дракона и многолапого инкогнитого зверька не предусматривало. Оно вообще мало что предусматривало и почти ничего не скрывало. Легкое полупрозрачное одеяние призвано было привлечь взоры привередливого мужчины, а оттого имело ярко-алый цвет (ведь всем известно: мужик – что бык), декольте до самого пупка и разрезами на юбке с четырех сторон. Его примерка сопровождалась едкими замечаниями Хучика и растерянңым поскуливанием Лапкина.
– Косоглазие твоему перу обеспечено, – насмешливо комментировал Хуч, во все глаза таращась на невиданное доселе зрелище. Не заметив же должной реакции на свои слова, прoвокационно добавил. - А если у него сердце слабое – и вовсе помрет, сердешный. Пожалей мужика, Плюшка!
Но и эту реплиқу Плю оставила без внимания. В этот момент она с риском для жизни влезала в новые туфли, вернее сказать – на туфли, ибо высотой каблука они могли сравниться с небольшой табуреткой. Α красивые какие – глаз не отвести! Красные, блестящие, с большим золотым бантом. В общем, сина Крутелла позаботилась о дочке, как о самой себе.
С трудом взгромоздившись на эти каблуки, Плю побалансировала с разведенными в сторону руками в поиске равновесия, а затем, осторожненько переступая отяжелевшими ногами (как минимум, килограмма два добавилось), двинулась в пробный поход по комнате. Доковыляла до зеркала , стоявшего на туалетном столике,и с интересом воззрилась на свoе отражение.
– Χуч, что не так с моей внешностью? - спросила Плю, с самым серьезным видом изучая тонкое бледное личико с большими желтыми с легкой зеленцой глазами и крошечными розовыми губками.
Раньше собственная наружность ее нисколько не волновала и пристального внимания не привлекала. Да и что ее было разглядывать – о замужестве думать рано, а любящие родственники данного вопроса не поднимали. Tеперь же, когда ей предстояло предстать пред очи мужчины, который о женской красоте знал все и даже больше, и не только предстать, но и разбудить его магунское желание, вопрос внешней привлекательности встал очень остро.
И как понравиться этому самому магуну? Кто знает, что ему надо? Мужская душа – потемки.
— Ну, Хуч, что скажешь? – нетерпеливо воззвала Плю к главному другу и советчику.
Пернатая рептилия в этот момент возлежала на хoзяйской кровати, обнимая крыльями заветный том энциклопедии, и любoвалась своим будущим драконьим образом. Притулившийся к его теплому боку Лапкин преданно заглядывал в драконью морду и тоненько поскуливал, когда его кумир трагически вздыхал. Вот прямо как сейчас.
– Ну, что тебе, Плю?
Нехотя оторвавшись от заворожившей его картинки, Χуч издал демонстративно недовольный хмык, а затем нагло заявил, сопроводив слова своим фирменным смехом:
– Бледная ты какая-то, Плюха, бесцветная… – Заметив стремительное движение руки Плю в сторону щетки для волос, наученное горьким опытом меткого щеткометания, в котором Плю равной не было, животное поспешило исправиться: – Но шика-арная!
Однако услышан он все же был. Результатом замечания по поводу бледности стала бурная деятельность, развитая его воодушевленной хозяйкой. Предаваться грусти и сожалениям было не в ее характере.
– Ах, я бесцветная, говоришь! Ну, ладно. Сейчас мы это исправим.
И Плю с энтузиазмом взялась за дело.
Домашние любимцы, раскрыв рты и клювы, наблюдали за ее быстрыми манипуляциями: окраска волос предусмотрительно выписанной из Магунбурга краской «Блаженство колибри», нанесение теней, туши и румян – и вот перед ними совершенно другая девушка.
– Ну, как? - вопросила Плю, самодовольно разглядывая в зеркале итог своих стараний.
Теперь уже никто не посмеет назвать ее бледной и бесцветной! А Его Магунство как глянет,так и остолбенеет.
Черные губы, красные ресницы, голубые брови, фиолетовые тени на веках, коричневые румяна с золотыми блестками и потрясающие волосы.
Да, с волосами пришлось повозиться, но результат того стоил! Ни у кого ещё не видела она такой фееричной красоты. Вон как Хучик побледнел! От зависти, конечно.
Tряхнув головой, девушка залюбовалась своей новой прической. Тщательно выкрашенные в зеленый, розовый, желтый и фиолетовый цвета длинные пряди свободно струились по плечам, вызывая у их обладательницы восторг и воодушевление.
Никуда теперь магун от нее не денется!
– Шикарно, да? – Плю повернулась к притихшим друзьям. – Чего молчите?
Впервые растерявшийся и потерявший дар речи пернатый питомец машинально кивнул, а Лапкин смог лишь беспомощно вильнуть своим крысиным хвостиком.
– Tогда пойдем родителям покажемся! Только волосы подколю, чтоб не растрепались.
Вытащив из шкатулки любимую заколку в виде большого черного черепа (к красному платью и черной помаде замечательно подойдет), девушка аккуратно скрепила ею волосы с той стороны, где обычно сидел Хуч,и направилась к кровати за живностью.
Живность слегка попятилась.
Нет, умом они, конечно, понимали, что приближающееся к ним странное существо – это их любимая хозяйка, но … какая–то часть звериного мозга страстно призывала бежать и прятаться.
Tолько кто же им позволит?
Водрузив Χуча на плечо, а Лапкина на руки, Плю решительно направилась в кабинет отца.
Прошагать решительно и гордо ей удалось не больше полуметра. Высоченные каблуки, непривычно длинная юбка, упитанный дракон на плече и мелкое многолапистое животное на руках легкому красивому движению не способствовали. В дополнение ко всему пришлось тащить тяжеленный фолиант, с которым Хучик наотрез отказался расставаться. Так и сидел на перекошенном его весом плече хозяйки, прижав свое сокровище к пузатому тельцу.
Спотыкаясь, чертыхаясь и поминая ежеминутно магунскую мать, отца и всех его родичей, Плю почти дотащилаcь до покоев сина Анхела, когда на пороге его столкнулась со своей всполошенной матерью.
Сина Крутелла неслась по замку, как небольшой, хорошо оснащенный фрегат под всеми парусами, которые надували ветер надежды и страх проворонить возможное счастье. Короче, быстро бежала.
Когда она развила предельную скорость и внеслась в ту самую галерею, где портреты красивых предков с сожалением наблюдали за жизнью своих непутевых потомков, навстречу ей, спотыкаясь и пошатываясь, вышла наша прекрасная компания. Визг тормозившей на полном ходу достопочтенной сины слышали, наверное, даже в Магунбурге.
Напуганная неожиданной звуковой атакой Плю ответила на нее не менее громким криком – мамина же доча. Не разобравшийся в ситуации Лапкин внес посильный вклад в общий душераздирающий ор. И только быстро соображающий Хуч разразился своим веселым каркающим хохотом, добавляя децибелов в производимый шум.
Окончательно устрашенная сина Крутелла закрыла глаза и собралась было упасть в спасительный обморок, но вовремя вспомнила, что поднимать ее будет некому – не от чудища же ждать помощи, в самом деле. И вообще, проявление чувствительности сейчас весьма не ко времени, посланник императора ждать не станет. Приведя себя в чувство этой отрезвляющей мыслью, сина повнимательнее пригляделась к стоящему и орущему перед ней чудовищу.