Пол почувствовал боль в левой руке, с трудом разжал сведённый кулак, посмотрел на четыре кровавые отметины там, где в ладонь вонзились ногти. Уронил руку и перевёл взгляд на старуху.
– Ты и с моей матерью это проделывала?
– Видел, как просеивают песок сквозь сито? – спросила она в ответ.
Тон вопроса подхлестнул его внимание. Песок сквозь сито… Он кивнул.
– А мы, Бене Гессерит, просеиваем людей, отделяя их от животных.
Он снова поднял руку, воскрешая воспоминание о боли.
– И всё, что вам для этого надо, – боль? Это единственный критерий?
– Нет. Я наблюдала не за болью – за тобой в боли. Боль, мальчик, – это лишь ось всего испытания. Твоя мать рассказывала тебе о наших методах наблюдения, не так ли? Я вижу в тебе признаки учения. А наше испытание – это кризис и наблюдение.
Её голос подтвердил, что она не лжёт. Пол кивнул:
– Ты говоришь правду.
Она уставилась на мальчика. Он чувствует правду! Неужели это… Неужели… Она подавила волнение, напомнив себе: «Надежда мешает вниманию».
– Ты видишь, когда люди верят в то, что говорят!
– Вижу.
В его голосе она слышала способности, неоднократно проверенные на практике. И, слыша их, произнесла:
– Возможно… возможно, ты и в самом деле Квисатц Хадерах… Сядь возле моих ног, маленький брат.
– Предпочитаю стоять.
– А твоя мать сидела когда-то у моих ног…
– Я – не она.
– Хм, похоже, особой любви я тебе не внушила, а? – Старуха посмотрела на закрытую дверь, позвала: – Джессика!
Дверь распахнулась. На пороге стояла Джессика; в её глазах было неимоверное напряжение. Увидев Пола, она чуть-чуть успокоилась. Ей даже удалось слабо улыбнуться.
– Джессика, ответь, ты по-прежнему ненавидишь меня? – спросила старуха.
– Я люблю и ненавижу одновременно, – откликнулась Джессика. – Ненависть – это причинённые тобой страдания. А любовь…
– А любовь – суть, только и всего, – сказала старуха, но голос её смягчился, став почти ласковым. – Ты можешь войти, но молчи, не говори ничего. Закрой дверь и следи, чтобы нам не помешали…
Джессика закрыла дверь и устало прислонилась к ней. «Мой сын жив, – думала она. – Мой сын жив – и он… человек. Я знала, что он человек, но он… жив. Значит, и я могу жить…» Дверь за спиной была такой твёрдой и – реальной… Всё в комнате просто-таки давило на неё.
Мой сын жив.
Пол посмотрел на мать. «Старуха не соврала», – решил он. Хотелось уйти и побыть одному, обдумать случившееся, но он знал, что не сможет уйти без позволения. У старухи была над ним власть… Они обе говорили правду. Мать тоже прошла через это испытание, у которого должна быть очень важная цель… такая сильная боль и… страх… Пол чувствовал за всем этим какую-то огромную и пугающую цель. Они действовали вопреки вероятности. И сами устанавливали свою цель, сами решали, что необходимо… Мальчик чувствовал, что и он заразился той же пугающей необходимостью и отныне движется к той же огромной и страшной цели. Но что это за цель, он ещё не знал.
– Может быть, настанет день, – произнесла старуха, – и тебе, мальчик, точно так же придётся стоять за дверью и ждать, как сегодня твоей матери. Это нелегко…
Пол снова всмотрелся в свою правую руку, а затем поднял взгляд на Преподобную. Её голос отличался от любого слышанного им ранее. Слова, казалось, были очерчены яркими, сияющими линиями, каждое из них имело острое лезвие… Пол чувствовал, что любой заданный им вопрос может повлечь за собой ответ, который поднимет его над этим зримо существующим и увлечёт куда-то выше…
– Но зачем вы испытываете людей?
– Чтобы освободить их.
– Освободить?
– Когда-то человечество изобретало машины – в надежде, что они сделают людей свободными. Но это лишь позволило одним людям закабалить других с помощью этих самых машин.
– «Да не построишь машины, наделённой подобием разума людского», – процитировал Пол.
– Верно, так заповедовано со времён Великого Джихада. Так записана эта заповедь в Экуменической Библии. Но только не так бы надо записать её, а по-иному: «Да не построишь машины, наделённой подобием разума человеческого». Ты изучал ментата, который служит вашему Дому?
– Я учился вместе с Суфиром Хаватом.
– Великий Джихад лишил человечество костылей, – промолвила она. – Это заставило людей развивать свой мозг. И тогда появились школы, развивающие способности человека – именно человеческие способности.