— Если бы была хоть малейшая возможность спасти его, мы бы ею воспользовались. Мы попытаемся спасти тебя. Это практически исключено, но мы попытаемся. А твоего отца — нет. Когда ты научишься относиться к подобным вещам как к свершившемуся факту, ты усвоишь один из самых важных уроков Бен-Джессерита.
Поль посмотрел на мать и увидел, что она глубоко потрясена этими словами. Он уставился на старуху. Как она смеет говорить такое об отце?! Откуда в ней такая уверенность? Он просто кипел от негодования.
Преподобная Мать обратилась к Джессике:
— Ты учила его в духе нашей школы — я вижу это по многим признакам. Будь я на твоем месте, я бы тоже послала все правила к черту.
Джессика кивнула.
— Теперь я хочу тебя предостеречь. Сейчас не время придерживаться нашей обычной последовательности. Ради его собственной безопасности пусть учится, как следует обращаться с Голосом. Начало у него хорошее, но мы-то с тобой знаем, сколь многое ему еще нужно узнать и… это ужасно. — Она подошла к Полю и пристально посмотрела на него. — До свиданья, молодой… Человек, — она выделила последнее слово. — Я надеюсь, ты справишься. А если нет — что ж, будем продолжать свое дело.
Она снова посмотрела на Джессику. Казалось, между ними проскочила искра понимания. Потом старуха пошла прочь из комнаты, шурша длинной мантией. Она больше не оглядывалась. Ни комната, ни мать с сыном не занимали ее больше.
Но Джессика успела взглянуть на лицо Преподобной Матери, когда та проходила мимо нее. На морщинистых щеках блестели слезы. Эти слезы потрясли Джессику больше всего, что она увидела и услышала в этот день.
~ ~ ~
Вы уже прочитали, что у Муад-Диба не было на Каладане сверстников, с которыми он мог бы играть. Это было бы слишком опасно. Но зато он находился в обществе замечательных учителей. Вот они: Джерни Халлек, воин-трубадур. Читая эту книгу, вы встретите много песен, сочиненных Джерни. Суфир Хайват, ментат, начальник службы профессиональных убийц герцога, его боялся сам Падишах-Император. Дункан Айдахо, фехтовальщик из дома Гиназов. Доктор Веллингтон Юх, имя, запятнавшее себя предательством, но зато ярко сверкающее в списке первых научных светил. Леди Джессика, воспитавшая сына в традициях школы Бен-Джессерит. И, конечно же, его отец, герцог Лето, чьи заслуги так долго недооценивались.
Суфир Хайват проскользнул в учебную комнату замка Каладан и мягко закрыл за собой дверь. На мгновение он задержался на пороге, вдруг ощутив себя усталым, старым, лишенным жизненных сил. Левая нога болела — он повредил ее на службе у старого герцога.
Вот уже три поколения Атрейдсов! подумал он.
Он осмотрел большую комнату, щедро освещенную льющимся с полуденного неба солнцем, увидел мальчика, который сидел спиной к двери за большим овальным столом, заваленным картами и чертежами.
Сколько раз я говорил ему — не сидеть спиной к двери! Хайват откашлялся.
Поль продолжал изучать бумаги, склонившись над столом.
В небе проползло белое облако. Хайват опять кашлянул.
Поль выпрямился и, не оборачиваясь, сказал:
— Знаю — я сижу спиной к двери.
Хайват подавил улыбку и подошел к столу.
Поль поднял глаза на стоящего перед ним седого старика. Настороженные глаза ментата сияли, как два озера на темном, изрытом морщинами лице.
— Я слышал, как ты шел по коридору, — сказал Поль. — И как открывал дверь.
— Звук шагов можно сымитировать.
— Я бы отличил.
Он бы отличил, подумал Хайват. Эта ведьма-мамаша хорошо его натаскала. Интересно, что ее драгоценная школа думает обо всем этом? Может быть, потому-то старая прокторша сюда и заявилась — наказать ремешком нашу дорогую непослушную леди Джессику.
Хайват придвинул стул и сел напротив Поля, лицом к двери. Он проделал это демонстративно, потом откинулся на спинку и вторично осмотрел комнату. Она поразила его — большинство вещей уже было перевезено на Аракис, и комната казалась странно незнакомой. Оставался только большой стол; зеркала во всю стену — для уроков фехтования — преломляли своими гранями солнечный свет; кукла-манекен в углу, вся изрезанная, заплатанная-перезаплатанная, походила на старого пехотинца, израненного и изувеченного в боях.
И я такой же, усмехнулся про себя старый ментат.
— О чем ты думаешь, Суфир? — спросил Поль.
Хайват посмотрел на мальчика.
— Я думаю о том, что скоро мы все уедем и больше никогда не увидим этих стен.
— Поэтому ты грустишь?
— Грущу? Что за вздор! Грустят, когда теряют друзей. А стены — это всего лишь стены, — он посмотрел на кучу карт на столе. — На Аракисе будут новые.
— Тебя послал отец — проверить, в форме ли я?
Хайват хмыкнул — в наблюдательности мальчишке не откажешь, читает прямо по лицу. Он кивнул.
— Тебе было бы приятней, если бы он пришел сам? Но ты представляешь, как он сейчас занят! Герцог зайдет, но попозже.
— А я как раз читаю про бури на Аракисе.
— Бури? Гм.
— Похоже, это скверная штука.
— Не то слово — скверная. Они идут по пустыне сплошным фронтом, длиной шесть-семь тысяч километров, и подпитываются всем, что может придать им ускорение, — сила Кариолиса, бури поменьше — все, из чего можно вытянуть хоть несколько калорий энергии. Их скорость доходит до семисот километров в час, они сметают все, что попадается на пути — пыль, песок — все на свете. Эти бури могут сорвать мясо с костей, а сами кости обглодать до толщины прутиков.
— А почему там нет службы управления погодой?
— На Аракисе свои проблемы — там расценки выше, обслуживание дороже и так далее. Гильдия заламывает дикие цены за спутниковый контроль, а Дом твоего отца не из самых богатых, ты знаешь.
— Ты когда-нибудь видел вольнаибов?
Мальчишка сегодня весь день бьет прямо в точку, подумал ментат.
— Можно сказать, что видел, — ответил он. — О них особенно нечего рассказывать. Закутаны в длинные накидки. Воняет от них так, что хоть святых выноси, — все из-за костюмов, влагоджари, которые они никогда не снимают — экономят влагу, выделяемую телом.
Поль сглотнул слюну и попытался представить себе чувство жажды. Ему стало не по себе: как должны ценить воду эти люди, если они даже с испарениями своего тела боятся расстаться, заставляют их непрерывно циркулировать.
— Да, вода для них ценность, — сказал он. Хайват кивнул и подумал: Может, благодаря мне он поймет, что к этой планете надо относиться как к врагу. Было бы безумием отправляться туда с другим настроением,
Поль посмотрел на небо — собирался дождь. Серое металлизированное стекло было исчиркано капельками.
— Вода, — задумчиво произнес он.
— Ты тоже научишься ценить воду, — сказал Хайват. — Ты сын герцога и никогда не будешь страдать от ее недостатка, но увидишь, как люди вокруг тебя будут мучаться от жажды.
Поль облизнул губы и вспомнил об испытании, устроенном ему неделю назад Преподобной Матерью. Она тоже что-то говорила о муках жажды.
— Ты услышишь, как плачут на похоронах, — говорила она, — узнаешь, что такое пустыня — место, где нет ничего живого, только пряности и песчаные черви. Ты научишься все время щуриться, чтобы не ослепнуть от жгучего солнца. Убежищем тебе будет служить расщелина, куда не задувает ветер. Ты не будешь пользоваться ни машиной, ни махолетом, а будешь ходить пешком.
А Поль стоял и слушал — завороженный музыкой ее голоса больше, чем смыслом слов.
— Ты будешь жить там, где ничего нет. Луны Аракиса, кхала, чур меня, чур, станут твоими друзьями, а солнце — врагом.