— Что ты хочешь знать?
— Ты видишь сны каждую ночь?
— Не каждую — если говорить о снах, которые стоят того, чтобы их запомнить. Я могу запомнить любой сон, но некоторые стоят этого, а другие — нет.
— А откуда ты знаешь, какой сон ты видел — пустой иди достойный запоминания?
— Просто — знаю.
Старуха быстро взглянула на Джессику, потом опять обратилась к Паулю:
— А какой сон ты видел этой ночью? Его стоило запомнить?
— Да. — Пауль прикрыл глаза. — Мне снились пещера… и вода… и девочка, очень худая, с огромными глазами.
Глаза — такие… сплошь синие, совсем без белизны. Я говорю с ней о тебе… рассказываю ей, как встречался с Преподобной Матерью на Каладане… — Пауль открыл глаза.
— То, что ты рассказывал этой девушке обо мне… сегодня это сбылось?
Пауль подумал.
— Да. Я сказал ей, что ты отметила меня печатью необычности.
— Печатью необычности, — беззвучно прошептала старуха и вновь бросила короткий взгляд на Джессику. — Ответь мне правду, Пауль: часто ли сбываются твои сны в точности так, как ты их видел?
— Да. И эта девочка мне уже снилась раньше.
— Вот как? Ты ее знаешь?
— Узнаю. Когда-нибудь мы встретимся.
— Расскажи мне о ней. Пауль снова закрыл глаза.
— Мы в каком-то маленьком укрытии в скалах. Уже почти ночь, но очень жарко, и через просветы в скалах виден песок. Мы… чего-то ждем… я должен куда-то пойти, с кем-то встретиться… Она боится, но пытается не показывать мне свой страх, а я волнуюсь. Она говорит: «Расскажи мне о водах твоей родной планеты, Усул». — Пауль открыл глаза. — Правда, странно? Моя родная планета — Каладан, про планету Усул я даже не слыхал никогда.
— Это все? Или ты видел еще что-нибудь?
— Видел. Но… может быть, это она меня называла — Усул? — проговорил Пауль. — Мне это только сейчас пришло в голову.
Он снова опустил веки.
— Девочка просит меня рассказать ей о водах — о морях… Я беру ее за руку и говорю, что прочитаю ей стихи. И я читаю ей стихи, только мне приходится объяснять ей некоторые слова — «берег», «прибой», «морская трава», «чайки»…
— Что это за стихи? — спросила Преподобная Мать. Пауль открыл глаза.
— Просто одно из сочинений Гурни Халлека. Тональный стих, «Песня настроения для грустного времени».
Джессика, стоя за спиной Пауля, начала негромко декламировать:
— Это самое, — подтвердил Пауль.
Старуха некоторое время молча смотрела на Пауля, потом сказала:
— Я, как Проктор Бене Гессерит, ищу Квисатц Хадераха — мужчину, который мог бы стать одним из нас. Твоя мать полагает, что ты можешь оказаться им; но она смотрит глазами матери. Такую возможность, впрочем, вижу и я; возможность — но не более.
Она замолчала. Пауль понял, что она ждет, чтобы он что-то сказал, но тоже молчал — хотел, чтобы она продолжила. Наконец старуха произнесла:
— Как хочешь… Что ж, что-то в тебе есть наверняка.
— Можно мне теперь уйти? — спросил он.
— Разве ты не хочешь послушать/что Преподобная Мать может рассказать тебе о Квисатц Хадерахе? — спросила Джессика.
— Она уже сказала, что все, кто пытался стать им, погибли.
— Но я могла бы помочь тебе кое-какими намеками относительно того, почему их постигла неудача, — сказала Преподобная Мать.
«Она говорит — намеки, — подумал Пауль. — На самом деле она ничего толком не знает об этом».
— Я слушаю, — сказал он. — Намекни.
— И быть проклятой? — Она криво усмехнулась — маска из морщин… — Хорошо же… Итак: «Кто умеет подчиниться — тот правит».
Пауль изумился: она говорила о таких элементарных вещах, как «напряжение внутри значения»… Она что, думает, что мать его вообще ничему не учила?
— Это и есть твой намек? — спросил он.
— Мы здесь не затем, чтобы играть словами и их значениями, — сказала старуха. — Ива покоряется ветру и растет, растет до тех пор, пока не вырастает вокруг нее целая роща ив — стена на пути ветра. Это — предназначение ивы и ее цель.
Пауль взглянул в лицо Преподобной. Она сказала «предназначение» — и это слово словно ударило его, напомнив о таинственном и пугающем предназначении… Неожиданно он рассердился: глупая старая ведьма, важно изрекающая банальности!..
— Ты думаешь, что я могу быть этим вашим Квисатц Хадерахом, — проговорил он. — Ты говоришь обо мне, но ни слова не сказала о том, как помочь моему отцу. Я слышал, как ты говорила с матерью — словно он уже мертв. Но он жив!
— Если бы можно было что-то для него сделать, мы бы это сделали, — огрызнулась старуха. — Может, нам удастся спасти тебя. Сомнительно, но — возможно. Но твоего отца не спасет ничто. Когда ты сможешь принять это как факт — ты усвоишь подлинный урок Бене Гессерит.
Пауль увидел, как эти слова потрясли его мать. Он гневно посмотрел на старуху. Как смела она сказать такое о его отце?! Почему так в этом уверена? Он кипел от негодования.
Преподобная Мать взглянула на Джессику.
— Ты учила его Пути — это видно. На твоем месте я сделала бы то же самое — и пусть бы черт побрал этот Устав!
Джессика кивнула.
— Но я должна предупредить тебя: следует изменить обычный порядок обучения. Для своей безопасности он должен уметь пользоваться Голосом. Кое-что у него уже есть, и он неплохо начал. Но мы-то знаем, сколько он еще должен узнать и изучить — и следует поторопиться! — Она приблизилась к Паулю и пристально вгляделась в него: — Прощай, юный человек. Надеюсь, ты сумеешь… Но если и нет — мы еще добьемся своего.
Снова она посмотрела на Джессику. Между ними мелькнуло понимание. Потом старуха развернулась и, не оглядываясь, вышла из зала, шурша одеяниями. Зал и те, кто в нем оставался, словно бы уже покинули ее мысли.
Но Джессика успела увидеть слезы на лице Преподобной Матери, когда та отворачивалась. И эти слезы встревожили ее больше, чем любые слова и знаки, прошедшие между ними в тот день.
~ ~ ~
Вы прочли уже, что на Каладане у Муад'Диба не было товарищей-сверстников. Слишком много опасностей окружало его. Но друзья у Муад'Диба были — замечательные друзья-наставники. Например, трубадур и воин Гурни Халлек. В этой книге вы найдете несколько песен Гурни и сможете спеть их. Был среди его друзей и старый ментат Суфир Хават, мастер-асассин, внушавший страх самому Падишах-Императору. Был Дункан Айдахо, учитель фехтования из Дома Гинац; доктор Веллингтон Юйэ — это имя человека больших знаний и мудрости, но и имя, запятнанное изменой; леди Джессика, которая вела своего сына по Пути Бене Гессерит, и — разумеется — сам герцог Лето; к сожалению, раньше мало кто задумывался над тем, что герцог был и прекрасным отцом.
Суфир Хават скользнул в зал для занятий замка Каладан, мягко прикрыв дверь. Достоял неподвижно, ощутив вдруг себя старым, усталым и потрепанным бесчисленными бурями. Болела левая нога, некогда рассеченная еще на службе Старому Герцогу, отцу нынешнего.
«Я служу уже третьему их поколению», — подумал он.
Он взглянул через зал, ярко освещенный полуденным солнечным светом, льющимся через стеклянные панели в потолке, и увидел, что мальчик сидит спиной к дверям, углубившись в разложенные на Г-образном столе карты и бумаги.