— Ты думала лишь о том, что твоему герцогу нужен сын, — отрезала старуха. — А его желания не имеют ничего общего с нашими потребностями. Дочь Атридеса можно было выдать за наследника Харконнена и окончить вражду. Ты безнадежно запутала ситуацию. Теперь мы можем потерять обе наследственные линии.
— Даже ваши схемы небезошибочны, — возразила Джессика и выдержала прямой взгляд старухиных глаз.
Наконец та пробормотала:
— Сделанного не воротишь.
— Я поклялась никогда не сожалеть об этом решении, — сказала Джессика.
— Как это возвышенно с твоей стороны, — насмешливо отозвалась старуха. — Не сожалеть ни на каплю. Посмотрим, что ты запоешь, когда станешь скитаться, а за голову твою будет назначена награда, и рука каждого мужчины будет вправе безнаказанно взять и твою жизнь, и жизнь твоего сына.
— Разве нет иного выхода?
— Иного выхода? И меня спрашивает об этом сестра, Дочь Гессера?
— Я спрашиваю лишь о том, что видите в нашем будущем вы, при ваших высших способностях?
— В будущем я предвижу лишь то, что уже предвидела в прошлом. Ты прекрасно знаешь положение дел, Джессика. Сознание расы чувствует собственную смертность и боится застоя наследственности. Она же в нашей крови… эта потребность смешивать гены… без всякого плана. Империя, компания КАНИКТ, все Великие Дома, — все они лишь щепки, которые несет поток.
— КАНИКТ, — пробормотала Джессика. — Я думаю, они уже решили как следует перераспределить доходы Арракиса.
— Что есть КАНИКТ, как не флюгер для ветров нашего времени? — сказала старуха, — Император и его приближенные сейчас контролируют пятьдесят девять целых шестьдесят пять сотых процента голосов директоров КАНИКТ. Естественно, все они чуют наживу, а раз ее чуют и прочие, похоже, число голосов за него возрастет. Вот и вся история, девочка.
— Она-то и интересует меня теперь, — сказала Джессика. — Исторический обзор.
— Не остроумничай! Ты не хуже меня знаешь, какие силы нас окружают. У нашей цивилизации три опоры: императорский Дом противостоит Федерации Великих Домов Ландсраада, а между ними лавирует Гильдия с ее чертовой монополией на межзвездные перевозки. Политический треугольник наиболее нестабильная из всех структур. И все было бы куда хуже, если бы в Империи доминировала несложная феодальная торговая культура, обратившаяся спиной к науке…
Джессика горько произнесла:
— Щепки на поверхности потока… вот эта — герцог Лето, эта — его сын, а эта —…
— Заткнись, девчонка. Ты ввязалась в эту историю, с самого начала представляя последствия.
— «Я из Бинэ Гессерит: я живу чтобы служить людям», — процитировала Джессика.
— Именно, — произнесла старуха, — и теперь нам остается лишь надеяться сохранить в грядущем всеобщем пожаре ключевые генетические линии.
Джессика закрыла глаза, чувствуя, как подступают к ним слезы. Она подавила внутреннюю дрожь, потом внешнюю, выровняла дыхание, пульс, высушила внезапно вспотевшие ладони. Наконец она произнесла:
— Я сама заплачу за свою ошибку.
— И твой сын заплатит вместе с тобой.
— Я буду защищать его всеми силами.
— Защищать, — фыркнула старуха. — Ты прекрасно понимаешь, что может тогда получиться. Защищай его понадежней, Джессика, и он вырастет слишком слабым для любой судьбы.
Джессика отвернулась к окну, за которым сгущалась ночь:
— А она и впрямь так ужасна, эта планета Арракис?
— Достаточно скверное местечко, но все-таки Миссинария Протектива побывала там и несколько смягчила обстановку. — Преподобная Мать тяжело поднялась на ноги и разгладила складку на одеянии. — Позови сюда мальчика, мне пора уезжать.
— А это необходимо?
Голос старухи подобрел:
— Джессика, девочка, я хотела бы оказаться на твоем месте и разделить твои страдания, но у каждого своя судьба.
— Я знаю.
— Ты дорога мне не менее собственных дочерей, но я никогда не позволяла материнским чувствам брать верх над обязанностями.
— Понимаю… необходимость…
— Что ты натворила, Джессика, и почему… обе мы понимаем. Но по благосклонности своей я вынуждена тебе сказать: шансы на то, что твой мальчик окажется Всеобщностью Бинэ Гессерит невелики. Так что не следует слишком уж обольщаться.
Джессика сердито смахнула слезы из уголков глаз.
— Вы снова заставляете меня вспоминать мой первый урок, — она звучно произнесла — «Человек не должен подчиняться животным побуждениям, никогда». — Сухое рыдание передернуло ее тело. Она прошептала — Мне было так одиноко!