«Я не должен бояться. Страх убивает разум. Страх — это малая смерть, что ведет к полному забвению. Мой страх я встречу лицом к лицу. Пусть он пройдет надо мной и во мне. А когда он пройдет, внутренним оком я разгляжу его след. Там, где прошел страх, будет пусто. Там только я останусь».
Ощутив вернувшееся спокойствие, он приказал:
— Начинай, старуха.
— Старуха! — фыркнула она. — В храбрости тебе не откажешь. Ну, посмотрим, сэр. — Она качнулась к нему и почти зашептала — Та рука, что в коробке, почувствует боль. Боль. Но! Попробуй только шевельнуть этой рукой — и мой гом джаббар вопьется в твою шею. Смерть будет быстрей, чем от топора. Понял? Вытащишь руку — и гом джаббар заберет тебя.
— А что в коробке?
— Боль.
Почувствовав покалывание в ладони, он туго стиснул губы. «Почему это может быть испытанием?» — удивился он. Покалывание перешло в зуд.
Старуха сказала:
— Ты слыхал, что животные отгрызают себе ноги, чтобы вырваться из капкана? Так поступают животные. А человек останется в ловушке, выдержит боль… прикинется мертвым, чтобы убить охотника и навсегда отвести эту опасность от своего рода.
Зуд перешел в слабое жжение.
— Зачем вы это делаете? — потребовал он ответа.
— Чтобы определить, человек ли ты. Молчи.
Жжение в правой руке усиливалось, и Пол стиснул левую руку в кулак. Боль росла медленно: пекло все сильней и сильней. Ногти его свободной руки уже впивались в ладонь, чтобы как-то ослабить боль. Он попытался шевельнуть пальцами горящей руки, но не смог.
— Жжет, — прошептал он.
— Молчи!
Боль пульсировала в руке. На лбу его выступил пот. Каждый нерв требовал, чтобы он вытащил руку из этой жгучей мглы… но… гом джаббар… Не поворачивая головы, он попытался скосить глаза на ужасную иглу возле шеи. Он чувствовал уже, что задыхается от боли, попытался успокоить дыхание, но не смог этого сделать.
Боль!
Все исчезло. Во всем мире осталась только эта рука, погруженная в адскую муку, да древнее лицо, обращенное к нему.
Он еле разлепил спекшиеся губы.
Жжет! Как жжет!
Ему уже казалось, что кожа на руке вздувается, чернеет, лопается, обнажая обуглившиеся кости.
Боль исчезла!
Словно нажали кнопку… боль исчезла.
Правая рука Пола дрожала, на теле выступил пот.
— Довольно, — пробормотала старуха. — Кулл вахад. Ни одно дитя-женщина не выдерживало такого. Должно быть, я хотела, чтобы ты не прошел испытание. — Она откинулась назад и убрала гом джаббар от его шеи. — Вынь свою руку из шкатулки, юный человек, и посмотри на нее.
Подавляя подступившую дрожь, он глядел на темную пустоту, в которой теперь, казалось, уже собственной волей пребывала его рука. Воспоминание о боли не давало пошевелить ею. Разум подсказывал, что из тьмы он извлечет лишь обугленный обрубок.
— Вынь руку! — приказала она.
Он резко выдернул руку и в изумлении уставился на нее. Ничего! Ни малейшей отметины, никаких признаков терзавшей плоть смертной боли.
— Боль возникает прямо в нервах, — сказала она. — Но не может вырваться наружу к другим людям. Впрочем, некоторые дорого бы заплатили за тайну этой шкатулки, — и она спрятала ее где-то между складок своего одеяния.
— Но боль… — сказал он.
— Боль, — фыркнула она. — Человек сильнее любого нерва своего тела.
Пол почувствовал вдруг боль в левой руке, разжал кулак и увидел четыре кровавых отметины там, где ногти впивались в ладонь. Уронив руку вдоль тела, он поглядел на старуху.
— И с моей матерью вы тоже проделали такое?
— Тебе случалось просеивать песок через сито? — спросила она.
Неожиданный резкий вопрос сразу обострил его восприятие: песок через сито. Он кивнул.
— Мы, Дочери Гессера, просеиваем людей, чтобы найти человеков.
Он поднял правую руку, вызвав в памяти свежее воспоминание: «Неужели с помощью одной только боли?»
— Я следила за тобой, отрок, смотрела, каков ты в боли. Боль только ось испытания. Мать учила тебя наблюдать. Я вижу в тебе результаты ее обучения. Суть испытания — кризис и наблюдение.
Слова эти были правдой, и он сказал:
— Да, это так.
Старуха поглядела на него: «Он чувствует правду. Неужели это он? Возможно ли?» Напомнив себе: надежда искажает результаты наблюдения, она справилась с внезапным волнением.
— Ты понимаешь, когда люди крепче верят в свои слова? — спросила она.