— Пойду пройдусь. Если я потребуюсь, ищите меня внутри периметра. Охрана может…
— Милорд, пока вы не вышли, я хочу передать вам для прочтения видеоленту. Результаты анализа религии Вольного народа в первом приближении. Я исполнил — вы не забыли? — вашу просьбу.
Герцог остановился и проговорил, не поворачивая головы:
— Подождать эта лента не может?
— Безусловно, милорд. Вы спросили тогда, что там кричат. Это было слово «Махди». Им они называли молодого господина. Когда они…
— Называли Пола?
— Да, милорд. Здесь бытует легенда, точнее, пророчество, что однажды они обретут вождя, сына Дочери Гессера, который поведет их к истинной свободе. Обычная легенда о мессии.
— И они думают, что Пол и есть… этот…
— Всего лишь надеются, милорд, — Хават протянул ему капсулу с видеолентой.
Герцог взял ее и сунул в карман:
— Прогляжу попозже.
— Как вам угодно, милорд.
Герцог глубоко вздохнул и вышел из комнаты. В зале он повернул направо. И пошел, заложив руки за спину, не слишком обращая внимание на окружающее. Он шел коридорами, поднимался и опускался по лестницам, выходил на балконы… повсюду были люди, молча приветствовавшие его.
Наконец он добрался до конференц-зала, было темно, и Пол уже спал на столе, прикрытый плащом часового, с воинским ранцем под головой вместо подушки. Герцог прошел по комнате и вышел на нависавший над летным полем балкон. Часовой в углу балкона, завидев в неясном свете посадочных огней герцога, взял на караул.
— Вольно, — пробормотал герцог и оперся о прохладный поручень балкона.
Впадину в пустыне охватила предутренняя тишина. Он глянул вверх. На темно-синей шали неба поблескивали золотые цехины звезд. Склонившись к югу, вторая ночная луна просвечивала сквозь тонкую туманную дымку… Трезвый, ехидный диск, заливавший его циничным светом.
Пока он глядел, луна спустилась за Барьер, посеребрив голые скалы. И во внезапно сгустившейся тьме озноб пробрал его морозом по коже. Тело затрясла дрожь.
«Я терплю эти козни барона. Харконнены гонят меня, травят, и эта стычка с бароном — последняя! Вечные козни этого Дома, — думал он. — И кто эти людишки? Дерьмо с умишком палача. Все до единого! Здесь я стою! — И печаль коснулась его. — Придется править и оком и когтем, как ястреб правит птицами». Непроизвольно его рука потянулась к вышитому гербу. На востоке медленно загоралась заря. Сперва небо посерело, звезды незаметно растаяли в перламутровом свете, наконец колокол зари зазвенел над зубчатым горизонтом.
Невиданная красота рассвета захватила его. «Все-таки есть что-то общее в зорях на разных мирах», — подумал он.
Он не мог даже представить себе ничего прекраснее иззубренного багрового горизонта, пурпурных и охряных утесов вокруг. У края посадочного поля, где слабые капли росы вливали жизнь в торопливые растения Арракиса, он заметил большие клумбы красных цветков, а между ними четкую фиолетовую линию… словно отпечатки чьих-то гигантских шагов.
— Прекрасное утро, сир, — произнес часовой.
— Да, ты прав.
Герцог кивнул, размышляя: «Может быть, мы приживемся. Эта планета еще станет хорошим домом для моего сына».
А потом он заметил людей, скользнувших в цветочные поля со странными косами — устройствами для собирания росы. Вода на этой планете была так дорога, что здесь туземцы не пренебрегали даже каплей росы.
***
Возможно, самый ужасный момент в жизни — когда ребенок впервые обнаруживает, что отец тоже человек и из человеческой плоти.
Герцог произнес:
— Пол, я собираюсь сделать мерзость, я не хочу, но обстоятельства заставляют.
Он стоял возле портативного ядоискателя, доставленного в конференц-зал перед завтраком. Руки-сенсоры устройства застыли над столом, напоминая Полу какого-то дохлого странного жука.
Герцог стоял, обратившись к выходящим на посадочное поле окнам, в утреннем небе клубились облака пыли.
Перед Полом стоял портативный проектор с коротким фильм-очерком о религиозных обрядах Вольного народа. Составил его кто-то из экспертов Хавата, и Пол невольно смущался, читая печатные комментарии штабиста, относящиеся к нему лично.
— Махди.
— Лисан-аль-Гаиб.
Закрыв глаза, он припомнил крики толпы. «Так, значит, вот на что они надеются! — подумал он. — А как называла меня та старуха — Преподобная Мать? Квизац Хадерач». В памяти ворошилось знакомое предчувствие ужасной судьбы, странный мир вокруг казался знакомым, но почему — он не мог понять.