И вновь Пол не почувствовал правды в ее голосе.
— Вы много берете на себя, — сказал он. Преподобная Мать с удивлением глянула на него:
«Не послышалось ли мне осуждение в его голосе?»
— На наших плечах тяжкий груз, — отвечала она. Пол все более и более приходил в себя после испытания. Обратив к старухе испытующий взор, он спросил:
— Вы сказали, что я, быть может… Квизац Хадерач. Что это? Гом джаббар в человеческом обличье?
— Пол, — сказала Джессика, — нельзя разговаривать таким тоном с…
— Я сама управлюсь, Джессика, — вмешалась старуха. — А теперь, отрок, что ты знаешь о зелье ясновидения?
— Вы принимаете его, чтобы увеличить способность распознавать ложь, так рассказывала мне мать.
— Ты когда-нибудь видел ясновидящую в трансе?
Он качнул головой: «Нет».
— Зелье это опасно, — сказала она, — но позволяет постигать. Когда ясновидящая вкусит его, она может заглянуть во многие уголки собственной памяти… в память своего тела, и мы далеко заглядываем в прошлое… но только путем женщины. — В голосе ее послышалась печаль. — Но есть и такое место, куда не смеет заглянуть ни одна ясновидящая. Оно отталкивает нас, ужасает. Сказано, что однажды придет мужчина и обретет с помощью зелья внутреннее зрение. Он заглянет, куда мы не смеем, и в мужское и в женское прошлое.
— Это и будет ваш Квизац Хадерач?
— Да, тот, кто может быть одновременно во многих местах, Квизац Хадерач. Многие мужчины пытались… многие, но безуспешно.
— И всех, кто рискнул попробовать, ждала неудача?
— Нет, что ты, — она покачала головой, — всех, кто рискнул — ждала смерть.
***
Пытаться постичь Муад'Диба, не зная его смертных врагов, Харконненов, все равно что пытаться понять правду, не зная кривды. Все равно что пытаться узнать свет, не зная тьмы. Это немыслимо.
Жирная рука с унизанными кольцами пальцами раскручивала рельефный глобус. Глобус стоял у стены на подставке изменяемой формы. Все стены лишенной окон комнаты были увешаны полками с лентами, свитками и фильмкнигами. Освещали комнату плавучие светошары.
В середине комнаты поблескивал овальной крышкой розоватой яшмы стол из окаменевшей древесины элаккового дерева. Он был окружен вариформными плавучими креслами, два из них были заняты. В одном сидел мрачный темноволосый круглолицый молодой человек лет шестнадцати. В другом — низкорослый худощавый мужчина с несколько женственным лицом.
Оба, и юноша и мужчина, глядели на глобус и на расположившегося за ним в тени.
Рядом с глобусом прогудел смешок, перешедший в громыхающий бас:
— Ну вот, Питер, настроен самый большой капкан во всей истории. И герцог направляется прямо в его челюсти. Ну разве это не великолепное воплощение замыслов барона Владимира Харконнена?
— Безусловно, барон, — согласился мужчина певучим музыкальным тенорком.
Жирная рука опустилась на глобус, остановив его вращение. Теперь двое сидевших перед ним могли разглядеть замершую поверхность, — такие глобусы делались лишь для богатых коллекционеров либо для губернаторов Империи, правивших планетами. Работа была отмечена печатью имперской роскоши: сетка долгот и широт была выложена тонкой платиновой проволокой, полярные шапки набраны из великолепных молочно-белых бриллиантов.
Жирная рука провела по глобусу:
— Прошу вас поглядеть, — прогромыхал бас, — внимательнее, Питер, и ты, Фейд-Раута, мой дорогой. Поглядите на эти волны от шестидесятой параллели к северу до семидесятой на юге. Этот цвет… он не напоминает вам карамель? И ни клочка синевы — ни озер, ни рек, ни морей. А эти очаровательные полярные шапки, — они так малы. Разве можно спутать эту планету с другой? Арракис! Уникальнейший мир. И великолепная почва для бесподобнейшей из побед.
Улыбка тронула губы Питера:
— Подумать только, барон, падишах-император полагает, что сам отдал герцогу вашу планету вместе со специей. Сколь пикантно!
— Какая чушь! — прогремел барон. — Ты хочешь запутать юного Фейд-Рауту, не морочь голову моему племяннику.
Мрачный юнец шевельнулся в кресле, разгладил морщинку на туго натянутых черных лосинах. В дверь за его спиной вдруг постучали, и он резко выпрямился.
Питер поднялся из кресла, наискосок прошел к двери и чуть приотворил ее, чтобы принять цилиндр с сообщением. Он закрыл дверь, развернул цилиндр и внимательно проглядел и хихикнул… раз… другой.
— Ну, — требовательным тоном сказал барон.