— Заметил, да не всех. Но мне представляется, что оставлять человека в толпе отъезжающих — на это у Харконненов просто не хватит воображения.
— Возможно, мой господин. Где эти люди?
— Этажом ниже, в зале ожидания. Спустись к ним и сыграй парочку своих песенок, чтобы они размякли, а потом начинай давить. Квалифицированным рабочим можешь предложить руководящие должности. Пообещай повысить зарплату на двадцать процентов.
— Не больше, мой господин? Я слышал, что барон полностью рассчитался со всеми рабочими. Для человека с чемоданным настроением да еще с полными карманами денег двадцать процентов… Мой господин, я думаю, что это не покажется очень соблазнительно.
Герцог нетерпеливо прервал Халлека:
— Тогда прояви личное обаяние. И запомни: наша казна — не бездонная бочка. За двадцать процентов не выходить, ясно? Нам особенно нужны операторы комбайнов, метеорологи, дюнные люди — все с опытом работы в открытых песках.
— Я понял вас, мой господин. «И на тяжкий труд послали их: лица их будут открыты восточному ветру, стопы их сбудут попирать раскаленный песок».
— Очень уместная цитата. Разворачивай свою команду. Кто там у тебя заместитель? Дай ему краткую инструкцию по водной дисциплине. Пусть размещает людей на ночь в бараках у космодрома. Охранники все покажут. Да не забудь про Хайвата.
— Триста самых лучших людей, мой господин, — Халлек поднял с пола вещмешок. — Куда прикажете доложить, когда я закончу с делами?
— У меня будет совещание в комнате наверху. Я собираю там штаб. Нужно рассмотреть общепланетную стратегию и проработать вопросы безопасности.
Собравшийся было уходить Халлек остановился, поймав на себе взгляд герцога.
— Вы считаете, здесь возможны настолько серьезные неприятности, мой господин? Я думал, для этого на Аракисе есть судья-наблюдатель.
— Всякие неприятности здесь возможны. Прольется немало крови, прежде чем мы крепко встанем на ноги.
— «И почерпнешь воду из реки, и увидишь, что это кровь», — процитировал Халлек.
Герцог вздохнул.
— Поторопись, Джерни.
— Да, мой господин, — он улыбнулся, и шрам от бича поехал набок. — «Вот, я, как онагр в пустыне, влачу свою ношу».
Джерни развернулся, протолкался на середину комнаты и начал отдавать приказания.
Герцог поглядел ему вслед и покачал головой — до чего удивительный человек! Всегда на языке песенки, цитаты, прибаутки, а сердце… сердце — холодного убийцы, как только дело касается Харконненов.
С беспечным видом Лето направился к лифту, отвечая на приветствия небрежным помахиванием руки. В группе солдат он увидел сержанта из службы пропаганды и информации, подозвал его к себе и приказал распространить по всем каналам связи сообщение: «Думаю, что всем, взявшим с собой жен, будет приятно узнать, что их жены в безопасности. Остальных могу порадовать тем, что среди населения женщин больше, чем мужчин. Ваш герцог».
Он похлопал сержанта по плечу — знак того, что сообщение имеет старший приоритет и должно быть передано немедленно. Потом подмигнул солдатам и, улыбаясь, пошел дальше.
Когда отдаешь приказание, всегда нужно показывать, что доверяешь человеку, думал он. Если будешь все время критиковать, люди перестанут верить в тебя.
Лифт пошел наверх. Оставшись наедине с собой за тяжелыми, бронированными дверями, герцог Лето позволил себе облегченно вздохнуть.
Они покушались на жизнь моего сына!
~ ~ ~
На воротах аракианского космодрома была выбита надпись. Сделанная грубо, словно неумелой рукой, она навсегда врезалась в память Муад-Диба. Он увидел ее в ту первую ночь на Аракисе, когда по приказу отца приехал на летное поле, чтобы впервые в жизни участвовать в расширенном заседании штаба. Слова на воротах взывали к тем, кто собирался покинуть Аракис. На мальчика, который только что видел смерть лицом к лицу они произвели очень тяжелое впечатление. Надпись гласила: «О ты, кто познал, как мы страдаем, не забывай нас в своих молитвах!»
— Военная стратегия — это, по сути дела, всегда сознательный риск, — говорил герцог. — Но когда речь заходит о твоей семье, то в расчет берутся и… другие факторы.
Он знал, что ему не следовало бы так явно выказывать свой гнев, но ничего не мог с собой поделать. Развернувшись, он снова принялся шагать туда и обратно вдоль длинного стола.
Герцог и Поль были одни в большом зале заседаний, в здании, расположенном прямо на летном поле. В огромной гулкой комнате не было никакой мебели, кроме длинного стола, старомодных трехногих табуретов и доски, на которой висела карта. Рядом с картой стоял солидо-проектор. Поль сидел у стола, недалеко от доски. Он только что рассказал отцу о своем приключении с тележалом и о таинственном предателе.