— Ваш район тряхнуло несильно, — произнес он. — Если ты все там же живешь.
— Да. Там же. Но планирую переезжать.
— На Север?
— Нет, я уехала из Долины, — ответила я и добавила на автомате, как и всем, кто у меня спрашивал: — Теперь живу и работаю в Лос-Анджелесе.
— Где работаешь? — поинтересовался он.
Я на секунду задумалась, не зная, как ответить. Мне не хотелось жаловаться на жизнь и неудачи. Со стороны могло показаться, что я пытаюсь воспользоваться своим бедственным положением, надавить на жалость, чтобы напроситься на его помощь. Но и бравировать, что я в шоколаде, тоже не видела смысла. “Дюнина, скажи правду, но не без заискивания. Дай понять, что идешь вперед”.
— В основном, в массовке подрабатываю, хожу на кастинги, посещаю курсы актерского мастерства, — уверенно ответила я и, помня, что именно он дал рекомендации, добавила: — Большое спасибо за наводки. Энджи меня проконсультировала.
— Какую мастерскую выбрала?
— Та, которая на Уилшире, — ответила я.
И пусть денег она ела немерено, но я не пожалела. Во-первых, я сразу почувствовала контакт, во-вторых, мастерская работала до одиннадцати ночи, что было удобно при моей подработке статисткой. А в-третьих, что было немаловажно, они давали своим продвинутым ученикам не только возможность кастинга, но и делали свои собственные театральные постановки.
— Нравится?
— Очень, — улыбнулась я.
— Расскажи, — внезапно потребовал он тоном профессионала, и я была не против поговорить на интересную для меня тему.
— Уроки сценической речи очень помогают. Акцент, ударение, интонация, постановка голоса, скороговорки. Отшлифовываем до совершенства каждое занятие, и я дома делаю упражнения. Настолько грамотно преподают, что в частном преподавателе нет необходимости, — садясь на постели, начала рассказывать я. — А классы сценического движения — это вообще отдельная тема.
— Ну, с этим у тебя не должно быть проблем, — усмехнулся Иэн, а я, чувствуя, как ко мне приливают силы, покачала головой, будто он мог меня видеть.
— Сама так думала! — возразила я. — Балетная пантомима — важная часть классических постановок. Но она отличается от действия в кадре. И иногда мне сложно перестроиться. Балетный жест отличается от бытового. Он обязан быть рельефнее, четче, масштабнее.
— Ну, как и театральный, — ответил Сомерс, — разве вас не учат, в чем разница игры на камеру и игры на сцене?
— Учат! Но не в этом проблема…
— А в чем? — поинтересовался он, и я с интересом пояснила:
— Если в театральной постановке жест дополняет речь, в оперной — вокальную партию, то в балете жест не дополнительное средство, а основное. И я иногда переигрываю. Ридженс, наш преподаватель, меня одергивает. Говорит, Злата, ты не действуешь, а танцуешь руками.
— Да, кинокамера не терпит гиперболы, — ответил Иэн.
— Именно, — кивнула я и, усмехнувшись, добавила: — Иронично. В свое время наш преподаватель на уроках балетной пантомимы ставила меня в пример. Говорила, что у меня выразительные, говорящие от природы руки, а сейчас я бью себя по конечностям, чтобы не утрировать действие.
— Планируете что-то ставить? — спросил он.
— Конечно!
— Наверное, классику?
— Да! От Шекспира отказались. Решили ставить Уильямса, — подхватила я, а про себя усмехнулась, вспоминая старый фильм. “А не пора ли нам замахнуться на Вильяма нашего Шекспира”.
— Обычно ставят “Трамвай” или “Кошку”… - тоном человека, который уже проходил этот путь, произнес Сомерс.
— “Кошку на раскаленной крыше”, - улыбнулась я.
Я, конечно, не рассчитывала на роль Мэгги, но готова была сыграть и фикус, лишь бы попасть на театральный помост, пусть и любительского театра.
— Какой метод вам дают?
— Учимся по Майснеру.
— Помню-помню, — усмехнулся Сомерс. — “Унция действия стоит фунта слов”.
— Да-да-да, — подхватила я и, играя голосом, как Гарри Фаулер, дающий нам теорию, добавила низким тоном: — Актер должен фокусироваться на объекте, а не на том, что он говорит. Чем лучше актер взаимодействует с партнерами, тем он полноценнее.
— Нас учили по Страсбергу и Адлер, — произнес он.
— Читала о них, — кивнула я, — и была удивлена, что большинство методов так или иначе завязаны на Станиславском.
— Чехова не забуть.
— Да-да. Куда же без племянника Антона Павловича… — подхватила я и поймала себя на странных ощущениях. Несмотря на неразбериху в жизни, землетрясение, хаос в квартире и усталость после встряски и выброса адреналина, я чувствовала радость и подъем сил. Впрочем, как и всегда, когда речь заходила о сцене.
— Судя по твоему энтузиазму, тебе нравится, — резюмировал Иэн, и я улыбнулась.