Гемма кивал головой.
— Да, Ос, да… но… — сказал он, — теперь Ошкур никогда больше не придет к нам.
Ос упрямо замотал головой и посмотрел на меня.
— Если встретится тебе зет триста пятьдесят один, что будешь делать? — хитро прищурившись, спросил он.
Я улыбнулась.
— Вот тебя и спрошу, Ос… Что делать мне в этом случае?
Мальчишка серьезно насупился и, немного помолчав, ответил:
— Зря на рожон не лезь. Это раз…
Я видела, как гемма Лой, сидя у теплой печки, покашливал довольно в кулак, а мальчик очень важно продолжил:
— Если увидела малУю зеточку, она ростом с белку, надо сжечь ее…
— Как же я сожгу ее? — мне нравилось говорить с Оськой, он отвечал всегда очень обстоятельно, не любил, когда его прерывают или указывают на неправоту, и словно по обоюдному уговору, мы с ним больше не заговаривали на тему того первого неприятного спора.
Тут он хмыкнул и, дернув худым плечиком, ответил:
— Не может быть, чтобы ты этого не умела… — и добавил, — у тебя же флейта! А в Уллаеле записано, что Хозяйка флейты может все… ну или почти все…
Я опять недоверчиво покосилась на гемму Лоя. Старый улла дремал, прислонившись спиной к печке.
— Что же это за Уллаела? Может быть это сборник анекдотов, а ты им веришь, Ос?
Ос недовольно вскинулся:
— Уллаеле — книга преданий, а про какие э… энэкдоты ты говоришь, я не знаю и знать не хочу! — выкрикнул он, и я поняла, что ляпнула что-то не то.
— Не кипятись, Ос! — выставив руку ладонью вперед, проговорила примирительно я. — Вот бы мне почитать Уллаеле, а анекдоты — это просто смешные истории.
По стеклу вновь забарабанил дождь, и я, подумав, что с прогулкой лучше подождать, села на кровать рядом с Осом, привалившись к ее высокой спинке, и посмотрела в окно. С этой стороны лес подступал совсем близко к стене дома Лоя.
— Рассказывай, Ос… — сказала я, — опять зарядил дождь, а в такую погоду особенно хорошо сидеть в теплом доме у печи и слушать удивительные истории. — К тому же я совсем ничего о себе не знаю, а ты говоришь, там было что-то про меня…
Ос обернулся. В его небольших серых глазах заблестел озорной огонек.
— Так уж ничего не знаешь?.. — с сомнением проговорил он.
— Про себя в моем мире я знаю побольше, а про себя в вашем мире узнаю только вот так — случайно, — улыбнулась я, — а ведь по всем раскладам в вашем мире ничего про меня и не должно быть, а вот поди ж ты…
Ос поерзал на месте. И опять оглянувшись на меня, сказал:
— Уллаеле есть только у старой Висы. Она живет за Кривым оврагом. Но я не смогу проводить тебя к ней, — и хмуро прибавил, — ноги меня слушаются все меньше…
— А ты ведь молодец, Ос, — тихо сказала я.
— Это почему же? — спросил он, не оборачиваясь.
— Не ноешь потому что… — ответила я.
Мальчик молчал.
— В тот первый день, — говорила я, глядя на его светлый с нежными кудряшками русых волос затылок, — я подумала, что ты нытик, я ошиблась, Ос, прости меня…
Голова его дернулась, и он резко обернулся ко мне. Его глаза испытующе смотрели мне в лицо, ожидая насмешки. Через секунду взгляд его стал растерянным, и он улыбнулся. Улыбнулся беспомощно.
— Хочешь, мы вместе пойдем к старой Висе? Сейчас кончится дождь, и пойдем… — говорила я.
А Ос опять взглянул на меня недоверчиво. И горько усмехнулся.
— Я понесу тебя…
— Ясное дело! — пожал плечами он и буркнул, — как маленького…
— В рюкзаке…
Увидев, что он не понимает меня, я пояснила:
— Такой мешок, надевается на плечи… Очень удобно, и руки свободные… — осторожно говорила я, а сама смотрела, как он сидит, отвернувшись, — плюнь на то, что подумают об этом другие, ты не представляешь, как мало они о нас думают… Хочешь пойти со мной, Ос?
Старый гемма всхрапнул и заворчал что-то во сне. А Ос продолжал молчать.
Вдруг он сказал:
— А такой подойдет?
И в руках его оказался серый мешок с двумя лямками.
— Не маловат будет? — засомневалась я.
— Нет… Смотри.
Ос накинул мешок на себя, прикрывшись им как одеялом. А я улыбнулась.
— Смотри, Ос, и дождь как раз кончился…
Гемма Лой проснулся. Прищурившись, он смотрел на нас и улыбался.
— Что-то ты, Олие, так и не пошла?
— А мы сейчас вот вместе с Осом пойдем, гемма Лой, можно? — спросила я, понимая, что старый улла очень переживает за своего больного сына и очень даже может быть против.
Но Ос воспротивился.
— Я уже не маленький, О, и могу решить сам! — хмуро сказал он.
А гемма кивнул головой.
— Да, Олие, Ос всегда был отчаянным мальчишкой, и только этот год я вижу моего сына все время дома… — и так грустно он это сказал, что у меня больно сжалось сердце.
— Неужели ничего нельзя с этой бедой поделать? — тихо сказала я. — Хотя, что я говорю…
Старый улла молчал. А Ос гневно замотал головой и зажал уши руками. Тихо потрескивали дрова в печи. На улице хлопнула соседская дверь…
— Бродяги рассказывают… — вдруг проговорил гемма Лой, — что в Гелании вы, люди, умеете лечить такие болезни. Но как туда попадешь? Если даже никто не знает, есть ли она на самом деле…
Ос обернулся ко мне и, упрямо вздернув подбородок, спросил:
— Ну, так мы идем? Или нет?
4
Забравшись в мешок, Ос долго там гнездился, психовал, вылезал из него и вновь забирался. Наконец он скомандовал мне:
— Ладно, пойдет.
Я приподняла мешок и надела лямки на плечи. Чувствовалось, что веревки будут мешать мне, но гемма Лой, заметив мое сомнение, уже рылся в своем сундуке. И вскоре протянул мне кожаную, изрядно потертую безрукавку. И действительно, веревки через толстую кожу давили меньше. Оглянувшись, через плечо я встретила настороженный взгляд волнующегося Оськи, и подмигнула ему:
— Ну! Показывай дорогу, Сусанин!
— И ничего я не с усами… — проворчал мальчик, но указания степенно выдал, — сначала до родника… Надеюсь, это-то ты знаешь?
Я уже вышла на улицу, и, посмотрев на хмурое, набрякшее дождливыми тучами небо, сошла с крыльца.
— Знаю, — ответила я.
Идти было легко. С ветвей сосен и осин падали иногда тяжелые капли. Теплый, сырой воздух, пропитанный запахом хвои и трав, до того сладко было вдыхать, что сразу вспоминался другой, воздух Ошкура, тяжелый, смрадный от копоти и пыли… И не верилось, что всего каких-то несколько дней отделяют меня от того жутко-черного мира…
Мы с Оськой уже подходили по тропинке к каменной купели, когда он опять направил меня на путь истинный.
— Потом свернешь направо… — сказал маленький улла, продолжая копошиться у меня за спиной.
— К оврагу? — спросила я, — там еще статуэтка глиняная стоит…
— Не статупетка… — строго поправил меня Ос, — это хранительница деревни нашей, Уллаелле…
— Так, значит, книга преданий — ее? — удивилась я.
— Ее. Улаелле успела написать книгу, до того, как ланваальдец купил ее мысли на ярмарке.
Быстро шагая по мокрой траве, я растерянно слушала Оса. Второй раз уже слышу о том, как покупают чьи-то мысли, и даже подумать не могла, что это может быть правдой.
— Ос, вот объясни ты мне глупой, что значит, купил ее мысли на ярмарке? Это как?..
Еще поворот. Показался родник. Вода, переливаясь через край купели, с плеском падала в озеро. Из-за шума воды я не услышала, что сказал мне Ос.
— Что? — переспросила я.
— Тихо… — прошипел он, — это Виса…
К роднику с другой стороны подходила та самая женщина, которую я встретила тогда у Уллаелле. Она двигалась, словно не замечая нас, хотя я шла по той же самой тропе навстречу ей. Однако, зачерпнув большим узкогорлым кувшином воду из купели, Виса проговорила: