Отец Кюртена еще жив и живет в богадельне. Он был пьяницей и имел плохую репутацию.
В семье было семеро детей, живы еще два брата и сестра. Оба брата — чернорабочие, живут в относительном достатке. Кроме Петера ни у кого из родственников не наблюдалось каких-либо отклонений в поведении. По мнению одного из братьев, Кюртён женился на своей теперешней жене, владевшей маленькой конфетной лавкой в Дюссельдорфе, только для того, чтобы обеспечить себе сносное существование. Жена была в полном его подчинении.
В одном письме она жаловалась на то, что ей в браке очень тяжело живется, но говорила, что она твердо намерена остаться со своим мужем для того, чтобы помешать ему снова вступить на дурной путь. Братья и сестра избегали Петера, но с его женой встречались довольно часто.
Петера Кюртена считали самым умным из братьев. Он обладал разнообразными познаниями и прекрасно знал уголовное право.
Близкие к Кюртену люди отзывались о нем как о плохом товарище. Время от времени им овладевали навязчивые идеи, и он всегда был склонен к эксцессам. Из-за мелочей он мог прийти в бешенство, угрожая ножом.
Часто видели у него крупные суммы денег, дамские золотые-вещицы, часы… Однажды, когда зашла речь о дюссельдорфском убийце и кто-то сказал, что его нужно было бы обезглавить. Кюртён разразился жутким смехом и воскликнул:
— Что обезглавить! Хуже, чем обезглавить. Разорвать на мелкие куски его нужно.
Кюртён, по словам его товарищей, был большим «бабником». Особенно сильно на него действовали молодые девушки-подростки. Он всегда умел сводить знакомство с девушками, которые ему нравились, и все они быстро попадали под его влияние. Кюртён терпеть не мог, чтоб его фотографировали. Только однажды одному из его друзей удалось снять его во время загородной прогулки.
В 1907 году он был приговорен к восьми годам исправительного дома за тридцать четыре кражи, а в 1913 году за пятнадцать краж и случаев обмана к шести годам исправительного дома.
Все эти сведения заставили Горна серьезно призадуматься. Не было никаких сомнений в том, что Кюртен каким-то образом связан с таинственными убийствами. Но прямых улик все же не было.
Впрочем, Горн был убежден, что главную роль в преступлениях играет кто-то другой, а Кюртен, быть может, только пассивный исполнитель чьей-то могучей злой воли.
Во всяком случае, все это было пока еще очень сомнительно и шатко, и на этом колеблющемся фундаменте нельзя было построить ничего устойчивого, как нельзя строить дом на песке.
В глубине души Горн очень сомневался в том, что Элиас убит. Ему казалось, что Якоб введен в заблуждение.
Это сомнение вскоре превратилось почти в уверенность, когда в пруде, тщательно, по всем направлениям исследованном неутомимым и энергичным Зоммером, не оказалось никаких следов трупа.
Однако на этом поиски трупа не прекращались. Мало ли какими способами можно уничтожить останки человека?
Якоб был арестован, и Горн лично допрашивал его с глазу на глаз, не допуская ничьего вмешательства, которое могло только испортить дело.
Тот долго отнекивался, но, припертый к стене Горном, в конце концов подтвердил все, о чем рассказал Зоммер.
Выяснилось также, что Якоб, вскоре после предполагаемого убийства Элиаса, снова был в Графенбергском лесу и там нашел следы недавнего костра с обуглившимися костями.
Горн с Зоммером лично обследовали Графенбургский лес и действительно нашли в указанном месте следы костра, но костей там не оказалось.
Оставалось предполагать, что либо Якоб выдумал версию о костях, либо неведомый преступник скрыл следы преступления, либо Элиас жив.
Самым простым, конечно, было бы арестовать Кюртена и путем перекрестных допросов заставить его сознаться а убийстве. Но Горна мало интересовало одно только убийство Элиаса. Ему нужно было установить, кто является виновником смерти многочисленных жертв.
Он усилил наблюдение на Кюртеном, попутно не выпуская из поля зрения других лиц.
Вскоре агент, наблюдавший за домом доктора Миллера, доложил ему об очень странном событии.
Оказалось, что простой рабочий Петер Кюртен был у доктора Миллера.
Что могло связывать старого миллионера-ученого с рабочим, имевшим криминальное, темное прошлое?
Казалось, не было никаких причин для подобных отношений и связей.
Это сообщение еще больше укрепило подозрения Горна, касавшиеся роли доктора Миллера в загадочной истории.
Выяснилось, что Кюртен неоднократно посещал доктора и что эти визиты происходили на другой или третий день после убийства.
Все это было странно и наводило на серьезные размышления.
Зоммер узнал у соседей Кюртена, что тот страдал головными болями и галлюцинациями. Однажды он проговорился, что ходит к доктору Миллеру советоваться с ним по поводу своих болезней.
Непонятно было только, почему доктор Миллер, уже лет тридцать или сорок не занимавшийся практикой, принимал у себя такого странного пациента.
Жена Кюртена однажды рассказала соседям, что ее мужу мерещатся какие-то приведения, и нередко он вскакивает во сне и выкрикивает диким голосом страшные слова.
Человеку заурядному трудно было бы разобраться во всем сумбуре этих сведений.
Горн выслушал доклад бравого Зоммера и улыбнулся.
— Хорошо, Зоммер, вы очень толковый парень. Я позабочусь о вашем повышении. Может быть, даже возьму вас потом с собой в Берлин.
Зоммер просиял от неожиданной похвалы. Всем было известно, что верховный комиссар редко хвалил кого-нибудь.
Непонятна была для сержанта и внезапная перемена настроения Горна. Он совершенно неожиданно повеселел, хотя, по мнению Зоммера, сообщенные им сведения нисколько не объясняли таинственных убийств, а еще больше запутывали дело.
Глава 21.
ДВА НОЧНЫХ ВИЗИТА
Расцветающая сирень напоила воздух пряным, густым ароматом. Молодой месяц скупо освещал старинные, окаймленные деревьями, улицы. Редкие запоздалые прохожие казались персонажами какой-то романтической сказки. Конечно, вблизи это ощущение исчезало.
Председатель общества страхования от несчастных случаев и его бухгалтер задержались у подъезда шикарного отеля.
— Пора. Говорю тебе, что пора. У нас и так достаточно денег. Если Горн явится еще раз, то будет поздно.
— Ты думаешь, это он написал письмо?
— А кто же?
— А это не мистификация?
— Когда тебя упрячут лет на двадцать, тогда ты научишься отличать мистификацию от предупреждения.
— Почему же он сразу нас не прихлопнул?
— Горн бьет наверняка.
Директор вынул из кармана листок бумаги со следующими строчками: «Пора кончать дело. Уходите, пока не поздно».
— Ну, ладно, подумаем.
Он пожал плечами и простился с товарищем.
Черная высокая тень метнулась через площадь и как будто вросла в стенку старинного особняка.
Месяц, словно нарочно, закрыл тучу, и тень, незамеченной, беспрепятственно скользнула дальше. Только очень внимательный глаз мог заметить ее среди сплетений деревьев.
Одно из окон оказалось неплотно закрытым — или руки проявили большую ловкость?
Тень двигалась свободно и уверенно, как будто ее обладатель не раз бывал в этом доме.
Из библиотеки — направо дверь, налево коридор и…
Доктор Миллер спал очень чутко. От едва слышного шума он проснулся, приоткрыл глаза и слегка повернул голову.
Тихо. Но нет… в комнате все же кто-то есть.
Он неслышно просунул руку под подушку и, нащупав рукоятку кинжала, медленно приподнялся.
Его глаза быстро различили в полумраке тень, стоявшую неподвижно около комода, служившего доктору и туалетом.
Все остальное произошло в несколько секунд. Доктор с поразительной для его возраста быстротой выскочил из постели и замахнулся.
Выплывший месяц скользнул серебром по кинжалу и осветил слегка сгорбленную тень: в рамке черного капюшона мертвенным казалось белое, как мел, лицо с горящими глазами и ярко окрашенным пурпуровым ртом; рыжие волосы беспорядочными прядями спадали на лоб.