Дюжина медленно разомкнула кулаки, бесшумно подкралась к двери и, приникнув к холодным прутьям решетки, глядела вслед удаляющимся наставницам. Едва они скрылись из виду, воцарилась гнетущая тишина. Дюжина буквально чувствовала, как земная толща норовит обрушиться на нее, чтобы похоронить заживо. Паника в груди нарастала. Угадав настроение хозяйки, Хрум прильнул к ней и терся о шею до тех пор, пока тревога не улеглась, а дыхание не сделалось размеренным.
Дюжина почесала бельчонка за ушком, как тот любил.
– Прости, – шепнула девочка. – Это моя вина. Ты заслуживаешь лучшей доли.
Хрум согласно застрекотал, однако продолжал ластиться.
Досадуя на себя, Дюжина сомкнула веки, оставив щелочку, чтобы сквозь нее созерцать теплое сияние свечи. Если застыть в этой позе, можно мысленно перенестись в другое место и забыть о темнице.
– Разумеется, нет. – Голос Пятака бесцеремонно ворвался в ее размышления. Дюжина открыла глаза и вновь испытала на себе давящий кошмар подземелья. Она не проронила ни слова, пока окончательно не овладела собой.
– Чего «нет»? – ледяным (к вящей своей радости!) тоном спросила она.
– Разумеется, у тебя нет будущего на заимке, – отозвался Пятак. – Ты не годишься по всем статьям! Ну какой из тебя миротворец? Смех один.
В глубине души Дюжина полностью разделяла его мнение: заимка – лишь средство для достижения ее цели. Не более.
– Ты прав, – согласилась она, втайне наслаждаясь растерянностью обидчика, не ожидавшего такой реакции.
– Хм… серьезно? То есть, конечно, я прав! – быстро опомнился Пятак. – Вне всяких сомнений.
– Утешает, что из тебя миротворец еще хуже, – добавила Дюжина, постепенно входя во вкус. Даже страх перед беспросветной тьмой притупился. – Я просто не могу представить, что какой-то клан станет терпеть твое нытье. Не пройдет и недели, как они наймут ликвидатора и он разделается с тобой в два счета. А вот со мной он повозится куда дольше.
– Нытье? – Пятак чуть не захлебнулся от негодования. – Мои жалобы касаются только тебя, и они полностью обоснованны!
– Скажи это ликвидатору, – парировала Дюжина.
Раздался глухой стук, – похоже, Пятак с досады пнул дверь. Следом донеслось ехидное:
– Если не ошибаюсь, Силвер обещала тебе сонного молока? – Дюжина не ответила, ее ухмылка поблекла. Хрум ощетинился. – Кого-то мучают кошмары? Бедняжка. Корчишь из себя железную леди, а сама хрупкий цветочек.
Он залился чересчур громким натянутым смехом. Стиснув зубы, Дюжина попятилась вглубь камеры, пока не набрела на ворох соломы. Устроившись на жалкой подстилке, она привалилась к стене и устремила взгляд на мерцающий огонек. Хрум скользнул к ней на колени и свернулся калачиком, девочка принялась гладить шелковистую шерстку; размеренные движения успокаивающе подействовали на обоих.
Мысли упорно возвращались к Силвер – она хотела разозлиться на старейшину, но вместо этого почувствовала стыд: она подвела ее… снова. К стыду примешивалась вина перед Семеркой: почему она не дождалась напарницу после занятий? Семерка никогда бы так не поступила. Задержись она на плацу, не услышала бы реплики Пятака и не томилась бы сейчас в темном подземелье. Девочка сгорбилась под грузом вины и попыталась отрешиться от происходящего.
Казалось, минула целая вечность, прежде чем в коридоре раздались шаги, пробудившие Дюжину от забытья.
– Ау? – с надеждой позвал Пятак.
Кто-то спустился по лестнице, свернул в тоннель и вскоре поравнялся с камерой Дюжины. Сквозь решетку она увидела невысокую фигуру в плаще, которая втиснула между прутьями стакан сонного молока. Рядом с ним посетитель осторожно положил небольшой сверток. После чего фигура отступила в тень. Хрум метнулся к двери, его носик подергивался в предвкушении.
– Спасибо!
Дюжина вскочила с убогой подстилки. Обычно она чуралась разговоров, однако сегодня можно сделать исключение. Вместо ответа из коридора послышались удаляющиеся шаги – посланник предпочел раствориться во мраке.
Девочка потянулась за стаканом в надежде, что молоко хоть немного заглушит невыносимый голод. Второпях она задела сверток, и тот вывалился наружу. Дюжина чуть не взвыла, сообразив, что это могла быть еда.
Кляня себя за неуклюжесть, она аккуратно отнесла молоко вглубь камеры и вновь опустилась на солому. Хрум так и вился вокруг стакана, девочка отстранила его ласково, но твердо:
– У тебя еще остались орехи. – Она потрепала бельчонка по набитым щекам. Хрум уставился на нее – сначала с недоумением, потом радостно. Мгновение спустя он уже бойко грыз скорлупку.