Механизация предполагает интеллектуализацию, а так как интеллект в первую очередь утилитарен, то в машине нет духовной эстетики или этики. В этом кроется причина, побудившая крестьянина у Чжуан-цзы избегать уподобления машине. Машина торопит нас закончить работу, достичь той цели, ради которой она была сделана. Работа или труд сами по себе не имеют ценности, это лишь средство. Иными словами, жизнь утрачивает здесь творческий характер, превращается в инструмент, а человек делается производящим блага механизмом. Философы говорят о значении личности; как мы видим, в наш высокомеханизированный и индустриализированный век машина сделалась всем, а человек пребывает в рабстве. Именно этого, по-моему, опасался Чжуан-цзы. Конечно, нам не повернуть колесо индустриализации вспять, не вернуться ко временам примитивных ремесел. Но нам следует помнить о значимости наших рук, а также о зле, сопутствующем механизации современной жизни, в которой первенство отдается интеллекту в ущерб жизни в целом.
О Востоке достаточно. Теперь несколько слов о Западе. Дени де Ружмон в книге «Вызов Запада» называет две выдающиеся идеи, характерные для западной культуры, — «личность» и «машину». Это важно, поскольку «личность» и «машина» представляют собой противоположные понятия, и Запад всеми силами стремится к их примирению. Не знаю, делается ли это на Западе сознательно или бессознательно. Я просто обращаю внимание на то, как работают сегодня две эти разнородные идеи в западном уме. Следует заметить, что понятие машины противостоит философии работы, или труда, Чжуан-цзы, а западные идеи индивидуальной свободы и личной ответственности расходятся с восточными идеями абсолютной свободы. Детали меня здесь не интересуют. Я попытаюсь в общем виде представить те противоречия, с которыми сталкивается и от которых страдает сегодня Запад:
1. Личность и машина противостоят друг другу, а потому Запад переживает огромное психологическое напряжение, заявляющее о себе в различных сторонах современной жизни.
2. Личность предполагает индивидуальность, персональную ответственность, тогда как машина является продуктом интеллекта, абстракции, обобщения, тотализации, групповой жизни.
3. Личная ответственность бессмысленна, если она является объективной, интеллектуальной, машинообразной. Ответственность логически соотносится со свободой, но в логике нет свободы, поскольку все в ней подчинено жестким правилам силлогизма.
4. Как часть живой природы, человек управляется биологическими законами. Наследственность — это факт, которого не изменит никакая личность. Я рожден не по своей свободной воле. И родители произвели меня на свет не по своей свободной воле. Запланированное рождение не имеет ни действительности, ни смысла.
5. Свобода — это еще одна бессмысленная идея. Я живу в обществе, в группе, которая ограничивает меня во всех моих движениях, как умственных, так и физических. Даже в одиночестве я вовсе не свободен. У меня имеются самые разнообразные побуждения, они далеко не всегда мною контролируются — иные из них влекут меня вопреки мне самому. Пока мы живем в этом ограниченном мире, мы никогда не можем говорить о нашей свободе или действии в соответствии с желанием. Даже это желание нам не принадлежит.
6. Личность может говорить о свободе, но машина ее со всех сторон ограничивает. Свобода сводится к болтовне о свободе. Западный человек изначально зажат, стеснен, не свободен. Спонтанность принадлежит не ему, а машине. У машины не бывает творчества — она работает в соответствии со своим устройством. Она никогда не действует «как личность».
7. Личность свободна лишь там, где утрачивается личность. Человек свободен, когда отрицает себя и поглощается целым. Точнее, он свободен, когда собою и является и не является. Человек не дорос даже до разговора о свободе, ответственности или спонтанности, пока не постигнуто это противоречие. Например, спонтанность, о которой так много говорят на Западе — прежде всего некоторые психоаналитики, — представляет собой всего лишь детскую или животную спонтанность, но никак не спонтанность зрелой личности.
8. Машина, бихевиоризм, условный рефлекс, коммунизм, искусственное осеменение, автоматика, вивисекция, водородная бомба — все они самым тесным образом взаимосвязаны, образуют звенья одной замкнутой логической цепи.
9. Запад стремится к квадратуре круга. Восток пытается приравнять круг к квадрату. Для дзен круг есть круг, квадрат есть квадрат, но в то же самое время квадрат — это круг, а круг — квадрат.
10. Свобода есть субъективное понятие и не может истолковываться объективно. Когда мы пытаемся это сделать, то неизбежно впадаем в неразрешимые противоречия. Поэтому разговор о свободе в этом полном ограничений объективном мире не имеет смысла.
11. На Западе «да» есть «да», «нет» есть «нет»; «да» никогда не станет «нет» и наоборот. Восток заставляет «да» скользить к «нет», а «нет» — к «да», между ними нет четкого различия. И это природа самой жизни. Только в логике такое различие неустранимо. Логика создана человеком для утилитарной деятельности.
12. Когда Запад приходит к сознанию этого факта, он изобретает для необъяснимых явлений такие понятия, как известные в физике принципы дополнительности или неопределенности. Однако, умножая понятия, он не в силах уловить ими факты существования.
13. Религия нас здесь не касается, но небезынтересно отметить следующее: христианство, религия Запада, говорит о Логосе, Слове, плоти, воплощении и бурной временности. Религии Востока стремятся к развоплощению, молчанию, поглощенности, вечному миру. Для дзен воплощение есть развоплощение; молчание громоподобно; мир есть не мир; плоть не является плотью; здесь и теперь равнозначны пустоте (шуньягпа) и бесконечности.
II. Бессознательное в дзен-буддизме
То, что я понимаю под «бессознательным», может отличаться от психоаналитической трактовки этого понятия, а потому я должен прояснить мою позицию. Прежде всего, каков мой подход к бессознательному? Если я вообще использую этот термин, то в этом случае «бессознательное» у меня «метанаучно» или «донаучно». Все вы — ученые, а я — человек дзен, и мой подход «донаучен», а иной раз, боюсь, и «антинаучен». Термин «антинаучный» может быть не самым удачным, но он выражает то, что я имею в виду. Понятие «метанаучный», быть может, тоже неплохое выражение точки зрения дзен по этому поводу в тех условиях, когда наука или интеллектуализация на какое-то время заняли все поле исследований о человеке; дзен требует, чтобы мы, перед тем как безусловно признать власть науки над всей человеческой деятельностью, остановились, поразмыслили и посмотрели — все ли так, как должно быть.
Научный метод исследования реальности представляет собой взгляд на объект с так называемой объективной точки зрения. Например, этот цветок на столе является объектом научного исследования. Ученые подвергнут его самым разным аналитическим процедурам — ботаническим, химическим, физическим и т. д. Затем они нам расскажут, что именно каждый из них обнаружил в цветке, рассматривая его под своим углом зрения, а затем скажут, что более о нем нечего говорить, пока нечто новое не будет обнаружено по ходу других исследований.
Таким образом, главной отличительной характеристикой научного подхода к реальности является дескрипция объекта, разговор о нем, хождение вокруг него, уловление всего того, что привлекает наш интеллект, а затем отделение уловленного от самого объекта. Когда мы завершили все эти процедуры, настает время синтеза таких аналитически сформулированных абстракций. Конечный результат синтеза принимается за сам объект.