И еще я подумал, как повезло нам с плане той: могла быть хуже. Примирившись с одиночеством, не только я - даже НАСА прекратила поиски внеземноп цивилизации. А без нее нам космос не нужен. Что еще не подразумевает конца космонавта ки. Напротив, созрев, она только сейчас и вхо дит в силу, принося нам каждый день новые сен сационные открытия, о которых газеты сооб щают мелким шрифтом между спортом и пого дой. Теперь, даже тогда, когда мы открываем новые планеты, им дают имена второстепен
S^SHLKOCMOCA
* ных богинь. Одно дело - покоряющая всех Ве-I нера, другое - Седна, известная только эскимо* сам и феминисткам. I Лично я оплакиваю романтику космической I эпопеи еще и потому, что ее гибель трагичес-" ки отразилась на моем любимом литературном J жанре - НФ. Когда из фантастики вычли на• уку, мы остались со сказкой - для детей любо* го возраста.
Характерно, что, уходя из вашингтонского Музея астронавтики, каждый посетитель уносит самый популярный сувенир космической эры: серебряный пакетик с мороженым для невесомости.
Вся тварь разумная скучает. I Пушкин*
х нельзя не заметить, трудно избежать,; невозможно забыть. Не замечая друг • друга, с невидящими глазами, жутко подвывая i неслышному голосу, они бредут по площадям и улицам планеты, одиноко приплясывая в такт тайному ритму, который им диктует обвившийся вокруг шеи серебристый божок с хвастливым именем ай-Под.
«Когда фирма «Sony», - рассказывает в своих мемуарах ее основатель, - выпустила первые плейеры, к ним прилагались две пары наушников».
«Музыка на двоих» считалась романтическим изобретением, вроде танго и алькова. Революция началась с того, что одна пара наушников оказалась лишней. Поющая машинка: явила себя безотказным протезом любви и «I дружбы, попутно разрешив проблему одиноче• ства. Экспансия портативности завершила по• беду технологии. I Теперь досуг никогда не бросает нас: теле• фон стал мобильным, компьютер - ручным, • кино - переносным, музыка - вездесущей, сов-I сем как воздух. Видать, мы страшно не доверя-I ем своей душе, если боимся остаться с ней на-; едине.; Давно одолев скуку дома, прогресс добил ее I на пленэре. В самом деле, где нам теперь ску-» чать? В небе? На земле? В метро? Разве что - • под водой. Но вот уже и в нашей душе поселилI ся водонепроницаемый приемник, который де; лится новостями, пока я намыливаюсь. • Что же тут плохого? И что хорошего в скуке? Увлекшись реальным телевидением, британ• ские продюсеры на три месяца переселили лон-I донскую семью в викторианский дом, устроенный; по последнему слову науки и техники 1900 года. t Больше, чем дровяная кухня и ручная стирка, не• счастных добровольцев угнетала беспросветная • скука. Всего век назад мы еще жили в активном за-; логе, сами добывая себе развлечения - как дичь; на охоте. Не сумев удовлетвориться самодельным • досугом (беседой, декламацией и музицировани-; ем), наши современники сбежали в настоящее - • они не вынесли встречи со скучным прошлым. •
Я понимаю их, когда вспоминаю свое раннее детство, пришедшееся на викторианский период советской власти. Скучнее всего мне было до* того, как я пошел в школу, потом уже было: страшно. Вроде бы одно должно исключать другое.
- Когда голодный, - сказал мне нью-йорк-; ский бездомный, - уже не скучно.
Но в юности я больше всего боялся скуки.; Особенно когда пристраивался к хвосту, чтобы» сдать пустые бутылки. О, это пугливое ожида-; ние праздника, который в любой момент грози-; ла сорвать табличка «Тары нет». - И не надо! - крикнут сегодня.
- Но не вчера! - ответит седой ветеран очередей.
Ладно. Забыли, простили, проехали. Замяли, как тогда говорили, для ясности. Другое дело. что теперь я уже и сам не пойму, чего я их, оче редей, так боялся? Уставившись вместо стены в спину последнего, мы получали бесплатный урок медитации. Позволяя двигаться стоя, очередь мягко, как Будда, убеждала нас в том, что всего по-настоящему важного можно достичь либо везде, либо нигде.
Еще не поняв этого, кроме авоськи я всюду носил с собой тогдашний iPod - книжку, желательно влезающую в карман. Однако читать везI де - все равно, как есть что попало: пустые ка-J лории, ни уму, ни телу.* Уважать скуку я научился лишь тогда, когда I убедился, что труд, как и досуг, бывает невро• зом. Скука, третья ипостась духа, - профилак«тика психического здоровья. Скучающий челоJ век больше видит, слышит и понимает. Скука* стимулирует память, оживляет чувства, напрягаI ет нервы. На художника она действует освежа• юще, вроде электрошока. • Но чтобы вкусить от скуки, надо уйти от; соблазна, лучше всего - ногами. Забыв теле* фон и очистившись от прочей электронной* скверны, я люблю бродить по лесу - пока не? наскучит. Вот тогда и начинается самое инте* ресное. Для автора скука - предтворческое: состояние, не менее тревожное, чем предын? фарктное. I Как всякая пустота, скука - провокация ми-I розданию, которое торопится заполнить про* битую ею брешь. От нечего делать мы погружа; емся в лимб сознания, где самозарождаются, • как мыши от сырости, мысли и образы. Про-I сясь наружу, они теребят и колются, но ты • сдерживаешься, насколько хватает лени. Пи* сать надо лишь тогда, когда невмоготу от ску* ки. В этом ее благодать: она приносит себя в • жертву вдохновению. fc»****»***»*»**»**»******»*****»*!******»*»*^^»*!*^.*
…Шопенгауэр говорил, что животные не зна-* ют скуки, Бродский считал ее неизбежной,» Ницше видел в ней источник философии, я по-» лагаю, что нам поздно беспокоиться.;
А жаль, ибо скука аристократична, ее надо • заслужить у природы, как речь или прямохож- I дение. Разучившись пользоваться этим преиму-; ществом, мы возвращаемся на предыдущую -* пролетарскую - ступень эволюции. Взамен ску-* ки она дарит нам иллюзию полной занятости.*
- Мы вынуждены, - сказал циник, - убить I свободное время, чтобы оно не убило нас. •
ПАМЯТИ ТЕЛЕГРАММЫ
; 28 января 2006 года «Вестерн Юнион» I отправил последнюю телеграмму в Америке.
* Из газет
• I Г ервым найдя практическое применение I JL JL электричеству, телеграф стал родным • отцом деловитому XIX столетию. Он регулиро-» вал его железнодорожное расписание, бирже• вые ставки и передвижение войск. Американцы «даже Аляску купили у России, чтобы через Бе-I рингов пролив установить телеграфное сообще-«ние с Азией. да I Еще важнее, что только телеграф открыл ис-; тинную цену слов и, считая, как Чехов, крат• кость сестрой таланта, научился зарабатывать I на речи, которая до него ничего не стоила. Для* экономии он придумал универсальный, как нот-«ная грамота, язык - эсперанто нашей цивилиза* ции. Не чуждый суховатой киплинговской по* эзии, телеграфный ямб тире и точек помог вое* петь {а. не только создать) тяжелую индустрию» и мировые империи. •
Победы прадедов, как водится, обернулись J проклятием правнуков, но чаще телеграфу ста-* вят в упрек не его грех, а наш рок. •
Телеграммы умрут неоплаканными потому,» что мы всегда их боялись - уж слишком часто* они сообщали о смерти. После «похоронок» • Первой мировой «Вестерн Юнион», пытаясь t исправить смертоносную репутацию, приду-* мал «поющие телеграммы», но никакое сопра- I но не смогло заглушить барабаны судьбы.*
Собственно, нью-йоркский учитель рисова- • ния Сэмюэл Морзе потому и занялся изобре-* тением мгновенной связи, что известие о кон-* чине его 25-летней жены две недели шло к I еще ничего не подозревающему вдовцу.
С тех пор полтора века телеграмма верно • до навязчивости служила нам вестником, или,»