Он не двигался.
Я сказала себе прекратить волноваться и просто заснуть, но хотя я и была уставшей, холод и дискомфорт не позволяли мне расслабиться. От каждого легкого шороха, каждого холодного дуновения, каждого ветерка, доносящего запах прелой соломы и застарелого навоза, я замирала, все более и более несчастная, пока не смогла выносить этого дольше.
– Мне все еще холодно, Кристофф.
Он молчал так долго, что я подумала, что он, скорее всего, спит. Наконец, он сел и бросил мне свое одеяло. Оно воняло плесенью, лошадью и потом, но хранило восхитительное тепло его тела.
– Я не собираюсь забирать у тебя одеяло! – сказала я, с неохотой бросая его ему обратно. – Тут нет другого?
– Нет. – Он не настаивал, чтобы я взяла одеяло, просто обернул его обратно вокруг себя и лег. – Надень еще что-нибудь из одежды.
– Я надела все, что у меня было теплого, и мне все еще слишком холодно, чтобы уснуть.
На сей раз молчание тянулось еще дольше, и я могла поклясться, что слышала еще один мученический вздох, но, наконец, он выдернул одеяло оттуда, где оно было подвернуто под него.
– Тогда забирайся под одеяло.
Я не ждала, чтобы мне сказали дважды. Я также не последовала совету здравого смысла, не прижиматься к смертоносному вампиру – стиснув фонарик, я рванула к его «постели», подползая к нему сзади, дрожа, когда тщательно подвертывала одеяло под себя. Оно не совсем натягивалось на всю меня.
Он терпел добрых десять минут стук моих зубов и дрожь, прежде чем чертыхнулся на итальянском и, сев, сдернул с себя кожаную куртку, хлопнув ее сверху на меня там, где недоставало одеяло. Он лег обратно на свою сторону, подставляя мне спину.
– О, спасибо, – благодарно сказала я и пятилась до тех пор, пока не прижалась к его спине, блаженно впитывая тепло излучаемое им. Заняло несколько минут, прежде чем я поняла, что на нем не было надето ничего кроме черной футболки. Одеяло на нем не было теплым и без его кожаной куртки, намотанной на меня, и с моим холодным телом, прижатым к нему, он не смог бы как следует согреться в холодном ночном летнем воздухе. Я села и содрала пару слоев одежды, надетой на себя, драпируя их на наших телах сверху одеяла прежде, чем снова свернуться позади него.
– Ты странная женщина, – сказал он через несколько минут.
Прижатая к нему как была, я могла слышать, как его голос прогрохотал в его груди. Это был странно приятный звук.
– Мне это уже говорили. Если ты не убивал Анники, и не Алек, кто же тогда? – спросила я, достаточно сонная, чтобы мой рот действовал, не сдерживаясь как обычно.
Он молчал несколько минут.
– Не знаю.
Я открыла глаза и посмотрела на его затылок. Я не многое смогла увидеть, лишь черный силуэт, но смотрела на него и задавалась вопросом, почему он лгал, а затем, откуда я знала, что он лгал.
– Ты не Иларги? Не один из тех, кто высасывает души, не так ли?
Он напрягся на мгновение, потом развернулся внутри кокона из одеяла и одежды, с теми прекрасными глазами, что он сузил, изучая меня.
– Кто ты точно?
Я моргнула удивленная вопросом.
– Ты знаешь, кто – туристка из Сиэтла.
– Никто из туристов не знает про высасывающих души жнецов, не имея никакого опыта общения с ними.
– Я провела некоторое время с людьми Братства, поэтому я не совсем невежественна. Я узнала о разнице между их людьми и Иларги.
– Они всежнецы. – Он иронично хмыкнул и перекатился обратно.
Я слушала звук его дыхания, медленный и даже несколько успокаивающий.
– Тот человек, что напал на нас, действительно собирался меня убить?
Потребовалось насколько минут, прежде чем он ответил.
– Да. Он был жнецом.
– Но это не может быть правдой. Они же знали, что я – Зоря. Почему же они хотели меня убить?
– Ты была со мной. Спи и выключи свет.
– Ты не ответил на мой вопрос. Ты – Иларги?
Его вздох был воистину восхитительно исполнен муки.
– Нет.
Я прикусила губу. Поверила ли я ему? Я поверила, когда он сказал, что не убивал Анники, хотя все указывало, что только он мог сделать это. Только… я покачала головой от своих сумасшедших идей. Я не ощущала его так, будто он убил Анники. Да, он вырубил жнеца, который напал на нас, но это было в целях самозащиты. Идя на поводу у моего внутреннего инстинкта, я рассудила, что он сказал мне правду.
– Спи, – снова проворчал он.
Я сделала последний осторожный осмотр амбара, беспокоясь, что шайка крыс может подкрасться ко мне сзади, но не было ни единого звука, кроме ветра. Даже шорох, казалось, стих. Я выключила свет и теснее прижалась к спине Кристоффа, даже не попытавшись выяснить, почему чувствовала себя с ним в безопасности.
Тихий хриплый стон медленно выдернул меня из эротического сна. Я открыла глаза, обнаружив себя прижатой к Кристофу. Нет, не просто прижатой – распластанной. Наши ноги переплелись между собой, моя рука обвилась вокруг его торса, а рот прижался к обнаженному участку его плеча. Так или иначе, но во время нескольких часов нашего сна, он повернулся ко мне, и я обвила его собой, будто мы были любовниками. В нашем маленьком коконе было тепло, восхитительное тепло, наполненное его ароматом. Я глубоко вздохнула, сонно пытаясь проанализировать его запах, признавая где-то в глубине своего мозга, что то, что я учуяла, было запахом мужчины, секса, опасности и, в это же время, невероятного возбуждения.
Его губы двинулись по моей шее с тихой легкой нежностью, что заставила меня ощутить себя бескостной. Я откинула голову чуточку назад и прикусила мочку его уха, кружа по ней языком, рассеянно отмечая, что на вкус он такой же, как на запах – мужской, соблазнительный и, ох, такой теплый.
Глухая волна багрового голода поднялась между нами. Мой разум, странно рассудительный, ощущал, что голод исходил от него, а я просто чувствовала его.
– Ты голоден, – пробормотала я в его ухо, прижимаясь несколькими поцелуями вдоль него.
– Да, – сказал он с другим хриплым стоном, его губы обожгли мою шею. От царапанья зубов я выгнула спину, мои груди распутно толкнулись в его грудь.
Дальняя часть моего мозга признавала, что то, что я сейчас собираюсь сделать, неправильно, очень неправильно, не только потому, что я чувствовала вину измены возможным отношениям с Алеком, но и потому, что Кристофф был вампиром, врагом, мужчиной, стоящим за всем, против чего я собиралась работать. Не могло быть никакого рационального объяснения тому, почему я вдруг оказалась наполнена потребностью утолить его голод.
– Ты можешь получить меня, – пробормотала я, потянув его к себе, когда перекатилась на спину. Я нежно прикусила его нижнюю губу, когда он полуперекатился на меня сверху, одной рукой поглаживая мою грудь.
– Это неправильно, – прошептал он, процеловывая путь вниз по моей ключице, его язык провел дорожку, что заставило меня снова выгнуться под ним дугой.
– Вперед, – сказала я, тяжело дыша, когда он соскользнул чуточку ниже, его руки деловито расстегнули мою блузку, открывая лифчик. – Я тоже хочу тебя.
И я хотела. Я чувствовала странную отстраненность от мира, как если бы все сузилось до этого момента с Кристофом, в нашем безопасном, теплом, маленьком гнездышке. Все мои проблемы, все мои волнения сосредоточились в одной яркой точке: я должна утолить его голод.
Его рот был жарким на моих грудях, настолько жарким, что заставлял меня задыхаться. Он облизал незащищенные участки кожи сначала на одной груди, потом на другой, его руки скользнули под меня. Я стиснула его голову, пальцами гладя мягкие завитки, когда он расстегнул лифчик, снова задохнувшись, когда его рот сомкнулся вокруг ноющего соска.
– Такой теплый, – простонал он. – Такой нежный. Как шелк или атлас.
Я извивалась под ним, мой разум так переполнился ощущениями, что я не могла разобраться в них. Его аромат воспламенил во мне основной инстинкт; его вкус на моем языке оставил меня желать большего. Ощущение его тела, полулежащего на мне, заставляло меня извиваться от желания ощутить больше, всего его, на мне, и вокруг меня, и внутри меня.