И вымыться. В прекрасной старой чугунной эмалированной ванне, что присела на львиных лапах посреди мраморного пола в ожидании нас. Вода была такой мягкой, что мне казалось, я никогда не смою с себя мыло. После этого мы гуляли взад-вперед по центральным улицам и ощущали себя семьей…
Я так часто регулировал машину, что это стало ритуалом. Мне уже не надо раздумывать, как это сделать. Главным образом, надо просто искать что-то необычное. У двигателя появился шум, похожий на стук разболтанного перетяжного болта, но на самом деле причиной может оказаться что-то похуже, поэтому я сейчас его настрою и посмотрю, исчезнет или нет. Подгонка болтов должна производиться с остывшим двигателем, а это значит, что где бы вечером ни припарковался, там и придется работать на следующее утро. Именно поэтому я сейчас сижу в тени на тротуаре, на задворках отеля в Майлз-Сити, Монтана. Воздух в тени прохладен, и так будет еще около часа, пока солнце не поднимется над кромкой деревьев, и это хорошо при работе с мотоциклами. Очень важно не регулировать их на солнце или под вечер, когда мозги уже засоряются, потому что даже если проделывал это сотни раз, все равно должен быть постоянно на стреме, чтобы ничего не пропустить.
Не все понимают, какой это рациональный процесс — уход за мотоциклом. Его считают какой-то «сноровкой» или «склонностью к машинам». Они правы, но сноровка — почти в чистом виде процесс интеллекта, и большинство неприятностей вызвано, как называли его в старину радисты, «замыканием между наушниками», неумением использовать свою голову должным образом. Мотоцикл функционирует в полном соответствии с законами разума, и изучение искусства ухода за мотоциклом — это, на самом деле, изучение искусства рациональности в миниатюре. Вчера я сказал, что призрак рациональности — это то, что преследовал Федр и что привело его к безумию, но чтобы проникнуть в него, жизненно необходимо придерживаться приземленных примеров рациональности, чтобы не потеряться в обобщениях, которые больше никто не сможет понять. Разговор о рациональности может очень сильно сбивать с толку, если в него не включать те вещи, с которыми рациональность имеет дело.
И вот мы стоим у барьера классического и романтического, где по одну сторону видим мотоцикл каким он нам непосредственно видится (и это — важный способ его видеть), а по другую уже можем различать его в понятиях лежащей в основе формы, как это делает механик (и это — тоже важный способ видеть вещи). Например, эти инструменты, гаечный ключ — у него своя романтическая красота, но цель его — всегда чисто классическая. Он разработан для того, чтобы изменять форму, лежащую в основе машины.
Фарфор внутри первой свечи сильно потемнел. Это классически — так же, как и романтически, — безобразно, поскольку означает, что в цилиндре — слишком много топлива и недостаточно воздуха. Молекулы углерода в бензине не могут найти себе достаточно кислорода для связи и просто остаются, засоряя свечу. Вчера при въезде в город холостой ход был неравномерным — симптом того же самого.
Только убедиться, один ли цилиндр такой грязный, я проверяю второй. То же самое. Я достаю карманный нож, беру из канавы первую попавшуюся ветку и обстругиваю кончик, чтобы вычистить свечи, пытаясь разгадать, что послужило этому причиной. Дело тут не в шатунах и ни в клапанах. И карбюратор редко так барахлит. Главные жиклеры слишком велики, что способствует засорению при больших скоростях, но свечи с теми же самыми жиклерами до этого были намного чище. Загадка. Они всегда тебя окружают. Но если попытаешься решить их все, то никогда не починишь машину. Немедленного ответа нет, поэтому я просто оставляю вопрос висеть в воздухе.
Первый болт в порядке, никакой подкрутки не надо, и я сразу перехожу к следующему. У меня куча времени, пока солнце не поднялось над деревьями… Всякий раз при этом занятии я себя чувствую, как в церкви… Калибр — как икона, и я совершаю над ней святой обряд. Он — часть набора, называемого «инструменты для точного измерения», что в классическом смысле имеет очень глубокое значение.
В мотоцикле эта точность поддерживается не по каким-то романтическим или перфекционистским причинам, а просто потому, что огромные силы тепла и взрывного давления внутри двигателя могут контролироваться только той точностью, которую дают эти инструменты. Когда происходит каждый взрыв, он гонит соединительный шатун на коленвал с поверхностным давлением во множество тонн на квадратный дюйм. Если шатун точно соответствует валу, то взрывная сила будет распределяться гладко, и металл сможет ее выдержать. Но если есть зазор хотя бы в несколько тысячных дюйма, то сила ударит внезапно, как молот, и шатун, подшипник и поверхность коленвала вскоре начнут расплющиваться, создавая шум, который сначала будет походить на стук разболтанных перепускных болтов. Вот почему я их сейчас проверяю. Если же это действительно разболтавшийся шатун, и я попытаюсь доехать до гор без капитального ремонта, то вскоре шуметь начнет все громче и громче, пока шатун не вырвется, не ударит во вращающийся коленвал и не уничтожит двигателъ. Иногда сломавшиеся шатуны пробивают картер, и все масло выливается на дорогу. Тогда остается только идти пешком.