Настоящее безобразие — это не результат действия каких-либо объектов техники. И если следовать метафизике Федра, оно также и не результат деятельности каких-либо субъектов техники, людей, которые производят что-то или тех, кто им пользуется. Качество, или его отсутствие, не содержатся ни в субъекте, ни в объекте. Настоящее безобразие находится в отношениях между людьми, производящими технику, и вещами, которые они производят, что приводит к таким же отношениям между людьми, пользующимися техникой и вещами, которыми они пользуются.
Федр чувствовал, что в миг восприятия чистого качества, или даже не восприятия, а в мгновение чистого качества, нет ещё ни субъекта, ни объекта. Есть только ощущение качества, которое позднее приводит к осознанию субъекта и объекта. В миг чистого качества субъект и объект идентичны. Это истина tat tvam asi Упанишадов, которая также отражена в современном уличном жаргоне. “То, что надо”, “клёво”, “смак” — всё это жаргонные обозначения этого понятия. И вот это понятие лежит в основе мастерства во всём современном техническом искусстве. И именно этого не хватает современной дуалистически зачатой технике. Создатель её не испытывает особого чувства родства к ней. Не испытывает этого чувства родства и её владелец. Следовательно, по определению Федра, у неё нет качества.
Стена, которую Федр видел в Корее, есть действие техники. Она прекрасна, но не в результате какого-либо мастерского интеллектуального планирования или какого-либо научного надзора над работой, или дополнительных расходов на её “стилизацию”. Она прекрасна потому, что работавшие над ней люди умели так смотреть на вещи, что сделали всё правильно бессознательно. Они не отделяли себя от работы так, чтобы сделать её неверно. Вот здесь и есть центр всего решения.
Путь разрешения конфликта между человеческими ценностями и потребностями техники не состоит в том, чтобы бежать от техники. Это невозможно. Путь разрешения этого конфликта состоит в сломе барьеров дуалистического мышления, которые мешают понять, что такое техника — не эксплуатация природы, а слияние природы и человеческого духа в некоем новом образовании, которое превосходит их обоих. Когда это преобразование выражается в таких событиях, как первый перелёт самолёта через океан или первые шаги на луне, происходит некое общественное признание преобразующей природы техники. Но такое преобразование должно также случиться и на индивидуальном уровне, на личной основе, в жизни самого человека, и при этом гораздо менее драматично.
Стены каньона здесь стали совершенно вертикальны. Во многих местах путь для дороги пришлось проделывать взрывом. Здесь нет объездных путей. Только вдоль реки. Может быть это только игра моего воображения, но река здесь кажется меньше, чем была час назад.
Такое личное переосмысление конфликта с техникой не обязательно должно быть связано с мотоциклом. Оно может случиться на таком простом уровне как, скажем, заточка кухонного ножа, шитьё платья или починка сломанного стула. В каждом из этих случаев есть способ сделать дело красиво и сделать его безобразно, а для того, чтобы добиться высококачественного, прекрасного способа исполнения дела, необходима способность видеть, что такое “красота” и способность понять подспудные пути достижения этой красоты. Нужно объединить классическое и романтическое понимание качества.
Природа нашей культуры такова, что если заглянуть в инструкцию о том, как выполнять любую из этих работ, то всегда найдёшь только одно понимание качества, классическое. В ней говорится, как держать лезвие при заточке ножа, как пользоваться швейной машиной или как готовить и применять клей, при этом подразумевается, что если использовать эти основополагающие методы, то естественно, получится хороший результат. Но тут же игнорируется способность непосредственно видеть, что же такое “красота”.
В результате, довольно типичном для современной техники, получаем такую всеобщую серость и скукоту, что для её восприятия требуется лакировка “стилизацией”. А для того, кто чувствует романтическое качество, это лишь усугубляет всё. Теперь это становится не только невыносимо серым, но ещё и показушным. Сложите всё это вместе и получите довольно точное описание современной американской техники: стильные автомашины и стилизованные навесные моторы, стилизованные пишущие машинки и стильная одежда. Модные холодильники, наполненные моднющими продуктами в стильных кухнях стилизованных домов. Модные пластмассовые игрушки для форсистых детей, которые на Рождество и день рождения соблюдают форс под стать своим стильным родителям. И самому надо быть чертовски стильным, чтобы время от времени самого не стошнило от этого. Мода вас доконает; техническое безобразие, спрыснутое романтическим флёром, в попытке произвести красоту и получить выгоду со стороны людей, которые, будучи стильными, не знают, с чего начать, ибо никто никогда не говорил им, что в этом мире существует такая вещь, как качество, и что именно оно реально, а не мода. Качество — это не то, что можно добавить к субъекту или объекту сверх прочего, как мишуру на рождественскую ёлку. Настоящее качество должно быть источником субъекта и объекта, той шишкой, из которой должно вырасти дерево. Чтобы добиться такого качества, нужно применять процедуру, несколько отличающуюся от инструкций с “1 этапом”, “2 этапом”, “3 этапом”, которые сопровождают дуалистическую технологию, и вот этим я теперь и собираюсь заняться.
После многочисленных поворотов вдоль стенки каньона мы останавливаемся передохнуть под сенью купы чахлых деревьев и нависшими скалами. Бурая трава под деревьями выжжена и усыпана мусором побывавших здесь прежде.
Я в изнеможении падаю где-то в тень, и чуть погодя, прищурясь, смотрю на небо, на которое не обращал внимания с тех пор, как мы въехали в каньон. Там вверху, над стенами каньона, небо темно синее, оно очень высоко и прохладно.
Крис, вопреки обыкновению, даже не пошёл посмотреть на речку. Он устал как и я, и теперь довольствуется тем, что просто сидит и отдыхает под скудной тенью деревьев.
Чуть погодя он говорит, что между нами и рекой, кажется, есть старая чугунная водоразборная колонка. Он показывает туда, и я тоже замечаю её. Он спускается к ней, я смотрю, как он качает воду себе в руку и затем плещет её себе в лицо. Я спускаюсь к нему, качаю ему воду, чтобы он мог помыться обеими руками. Затем делаю то же самое сам. Вода леденит руки и лицо. Закончив это, мы возвращаемся к мотоциклу, садимся на него и выезжаем на дорогу в каньоне.
Теперь об этом решении. В течение всей шатокуа до сих пор проблема технического уродства рассматривалась в негативном свете. Говорилось, что само по себе романтическое отношение к качеству, как это было у Сазэрлэндов, безнадёжно. Нельзя жить только на эфемерных эмоциях. Нужно также работать с подспудной формой вселенной, с законами природы, которые, будучи поняты, облегчают работу, снижают заболеваемость и почти исключают голод. С другой стороны, техника, основанная на чистом дуалистическом мышлении, также осуждается, ибо предоставляя такие материальные блага, она превращает мир в стилизованную мусорную свалку. Пора прекратить простое осуждение сложившегося положения и перейти к конкретным решениям.
Ответ заключается в утверждении Федра, что на классическое понимание не следует накладывать романтический флёр, классическое и романтическое понимание надо объединить в основе. В прошлом наша общая вселенная разумения находилась в процессе ухода от романтического иррационального мира доисторического человека, в его отрицании. Ещё с досократовских времён было необходимо отрицать страсти, эмоции, чтобы высвободить рациональный ум для понимания законов природы, которые тогда ещё не были известны. Теперь настала пора расширить понимание порядка природы путём восстановления тех страстей, от которых мы вначале бежали. Страсти, эмоции, чувства, как сфера человеческого сознания, также являются частью порядка природы. Центральной частью.