В одном из ящичков я достала отрез черного сатина, привычным жестом описала свечой круг на ткани, и принялась в нем рисовать шестиконечную звезду.
Я делала пантаклю.
Вскоре черный сатин был испещрен символами нужных ангелов и гениев, в центре я начертала РАФАЭЛЬ, на обратной стороне — УРИЭЛЬ.
Выйдя на лоджию, я распахнула все окна, выдвинула из темного угла дубовую колоду, около нее расстелила ткань пантакли. Курица, чуя недоброе, притихла в мешке рядом.
И я, распустив волосы, встала ногами на исчерканную ткань и принялась властно читать заклятье:
— Выйду я из дверей в двери, через порог и околицу, перекрещусь, помолюсь, небу да звездам поклонюсь. Ой вы, часты звезды да месяц—млад, помогите мне, подсобите мне, ангелов разыщите. Рафаэля для вечерней зари, Уриэля для утренней, дабы пока петух не пропоет, вещий сон от меня не уйдет. Расскажите мне, ангелы небесные, кто против меня думку худую гадает, кто меня со свету сживает. Да будет так по слову моему и по делу моему.
Одним движением я отрубила курице голову и, морщась, окропила пантаклю ее кровью. Не переношу я вот этих жертвоприношений, очень долго пришлось переламывать себя, прежде чем я смогла пролить кровь своей первой курицы. Но тогда у меня выбора просто не было — человек умирал, и только это его и спасло. С тех пор полегче, но все равно — мерзко себя чувствую я в такие моменты.
Так я думала, а сама в это время запечатывала заклятье.
А потом пошла в кабинет и постелила себе на диване. Окровавленную тряпку положила под подушку.
«Главное — ни с кем не разговаривать, лечь в постель — и спать, только вот спать совсем не хочется», — озабоченно подумала я, уронила голову на подушку и мгновенно уснула.
Глава одиннадцатая
Тонкие нити паутины теперь были плотно облеплены паутиной и от этого казались сплетенными из пушистой шерсти. А вот пауки стали крупнее. Жирные, с бело-черным узором на пузырчатых тельцах, они усеивали паутину словно адские ягоды.
И они наблюдали.
За мной.
Один особо жирный паук неторопливо спустился на пол, быстро-быстро побежал вперед, и я непроизвольно шагнула вслед за ним.
За поворотом оказалась знакомая каменная плита, и на ней лежал Женька. Я едва его узнала — и одежда, и лицо были равномерно покрыты слоем пыли.
«Женя», — беззвучно крикнула я.
Паук обернулся, как-то гадко ухмыльнулся и резво взобрался на каменную плиту. Сначала я даже не поняла, что он делает. Казалось, он просто замер на Женькином запястье, только вот брюшко его стало раздуваться, меняя цвет с серого на ярко-алое.
И я закричала, рванулась, чтобы согнать его, растоптать — но не смогла даже шевельнуться.
Паук посмотрел на меня и за спиной раздался холодный и знакомый голос: «Это мое…».
Сыто отвалившись, паук тем временем затрусил к следующей плите. Я посмотрела на нее — и обмерла: на ней лежал Дэн. Мертвый, запорошенный серой пылью, сломанный.
Паук, тяжело таща налитое брюшко, поднялся на лицо Дэна, поводил лапками по его чертам лица, словно лаская, а потом… ткнулся в губы. Словно поцеловал.
Я плакала, холодные и злые слезы градом катились по лицу, я плакала от бессилия, что ничего не могу сделать, даже поднять руку, даже произнести заклятье.
«И это мое», — раздался равнодушный и мертвый голос.
Обнаженной кожей я почувствовала осторожное прикосновение мохнатых хелицеров к моей ноге — и даже не смогла вздрогнуть от омерзения. Один паук пробежал по ступне, второй…
А потом они меня окружили, облепили, подхватили, понесли… Я чувствовала их мерзкие жесткие лапки, чувствовала, как некоторые успели приложиться и отпить моей крови.
Они уложили меня на соседнюю плиту, и кружево паутины закачалось перед глазами.
«И ты моя. Вы все умрете. Так же, как я и».
«Да не дождешься, — неожиданно яростно подумала я сквозь пыль, что заволокла мысли, — Если Бог с нами, то кто против нас???»
Мир качнулся, и я почувствовала, что возвращаюсь из сна в реал. Но я успела вскинуть голову и увидеть, как рассыпаются пауки по паутине, рисуя искаженное гневом лицо.
Женское лицо…
Вернее — девичье, совсем юное, с растрепанными волосами до плеч и злыми слезами в глазах.
«Вы все умрете!», — выплюнула она, и я проснулась.
Сев на кровати, я потерла виски руками и с недоумением посмотрела на следы пыли, что остались на пальцах. Посмотрела на подушку — и содрогнулась. На белом шелке лежала отвратительная мохнатая лапка паука, и похоже, что паучок этот был из Чернобыля, размером с лягушку.
— Господи-и, — простонала я.
«Сама заказывала такой сон», — сухо уведомил меня внутренний голос.
Крыть было нечем.
Я посидела, приходя в себя, потом накинула халат, достала из-под подушки пантаклю и пошла ее жечь на лоджию.
Пока политая бензином ткань весело полыхала в оловянном тазике, я сидела у распахнутого окна и тупо смотрела в небо.
Значит — мы все умрем?
— Саша, опять эта твоя Потемкина колдует! — откуда-то сверху раздался капризный голосок, и я узнала его. Юная и вздорная блондиночка, бог-знает-какая-по-счету жена банкира, что живет на два уровня выше меня.
— И что? — меланхолично отозвался Саша, который платил мне немалые деньги за то, что я раз в месяц прихожу к нему в банк, обновляю охранки от нежданных проверок да заклятья на удачу.
— Саша, но это невыносимо! Я тут воздухом свежим дышу, а она мне дым прямо под нос! И пахнет он странно, поди кого в жертву приносит!
— Да если и приносит — тебе-то что?
— Ну как что? Ты же мужчина! Разберись!
— Слушай, чего разгунделась? Человек деньги зарабатывает, так что помолчи.
Блондинка понятливо заткнулась. Аргумент насчет денег был в их семье неоспорим.
Неправ ты, Саша.
Не деньги я зарабатываю, я думаю, как спасти себя и Дэна. И цена тут высока, выше, чем ты можешь себе представить — наши души.
Догорела ткань, я пустила пепел по ветру, сверху раздалось возмущенное чихание. Убрала тазик в шкаф до следующего раза и пошла искать, кто есть в доме.
Дэн уже уехал на работу — было десять утра. На холодильнике висела записка: «Чмок, соня!», в раковине — чашка с недопитым кофе.
Женька нашелся в одной из гостевых комнат. Вытянувшись во весь свой немалый рост, лежал на диване и смотрел в потолок.
— О чем мысли? — осторожно спросила я.
— О том, что все бессмысленно, — пожал он плечами. — Магдалина, я устал. Я не вижу выхода, понимаешь? Мы с тобой мечемся, словно две белки в колесе, что-то пытаемся сделать, но все напрасно. Тау попробовали подключить — тот чуть сам жизни не лишился, да еще и выяснилось, что мне не помочь. К батюшке ты вчера ездила — чуть ему не перепало. А знаешь в чем первопричина?
— Ну?
Он вскочил и принялся расхаживать по комнате.
— Я. Я, Магдалина. Вся эта история началась с меня. Я попал в какое-то странное положение, и тебя потянул за собой. А уж ты потянула за собой других.
«Дэна», — мысленно кивнула я.
— И что, предлагаешь мне тебя бросить? — бесстрастно спросила я.
— Хорошая идея, только запоздалая. У меня ощущение, что мы умрем. Все умрем.
— Откуда ты это взял? — резко спросила я.
— Сегодня пришло в голову, — пожал он плечами. — Словно откровение свыше.
— Так, — я сжала виски пальцами. — Кто-то нами играет. Мне эти же слова сегодня приснились. И я знаю, кто тут массовик-затейник. Кажется, знаю.
— Да неужели?
— Вспоминай, — оборвала я его. — Умирала ли недавно кто-то из твоих знакомых девушек?
Он подумал и покачал головой:
— Нет.
— Думай, — настойчиво велела я. — Думай. Я не о родственниках, я о девушках вообще. Подойдет любая.
— Да нет же!
— Хорошо, — кивнула я. — Хотела исподволь узнать, чтобы ты ложных выводов не делал, но придется в лоб. Помнишь, мы как-то говорили о девушке, что тебя доставала своей любовью? Вроде Ниной ее зовут.