— Завьялова, — не задумываясь ответил он.
— Она жива?
— Да что с ней станется? — воззрился он на меня.
— Рассказывай про нее подробнее, что вас связывает, — велела я.
— Да ничего не связывает, — скривился он. — Вбила себе в голову, что любит меня. Подсовывает под дверь переписанное письмо Татьяны, звонит и в трубку дышит, с матерью подружилась, чтобы бывать в моем доме. При встречах смотрит жалобно: «Бери меня, я вся твоя».
— Ну так и брал бы, — хмыкнула я.
— Она малолетка!
— Ах, ну да, ты же у нас геронтофил, — усмехнулась я.
— Иди ты, — оскорбился он. — Просто чего с ней делать? С ней же не поговорить даже. Сексом заниматься, что ли? Скучно, да и не в моем вкусе.
— А, ну да, в твоем вкусе тощие тридцатилетние тетки, помню, — ехидно вставила я.
— Уже нет, — припечатал он.
— Вот гад, — горестно пробормотала я. — А сам — свидание, мороженки обещал…
— Так я же тебя тогда не знал!
— А вот теперь, как узнал — так и все, прошла любовь? — оскорбилась я.
— У кого-то парень любимый есть, или я что-то путаю? — осведомился он.
— Ой, и правда, — опомнилась я и отодвинулась от него. — Ты это… Не приставай ко мне, я же почти замужем.
— Не буду, не переживай, — искренне поклялся он.
Внутренний голос мерзко хихикнул.
— Так о чем это мы? — прокашлялась я.
— О Нинке, — напомнил он.
— А, ну да. Телефон ее знаешь?
— Откуда? — воззрился он на меня. — Ни разу не звонил.
— Адрес?
— Конечно, мы же в одном доме живем, просчитать несложно ее квартиру будет.
— Пошли в спальню, — велела я.
— Зачем? — изумление плеснуло в его глазах и он здорово смутился. — От меня же толку теперь немного, сама понимаешь!
— У меня там компьютер, — очень вежливо сообщила я этому пошляку, и, не глядя, пошла наверх.
Запустив телефонную программу, я ввела названный адрес и тут же получила номер телефона. Набрала, подождала несколько гудков, и услышала красивый женский голос:
— Слушаю вас.
— Добрый день, могу я услышать Нину?
— А вы кто? — поинтересовалась дама.
Терпеть не могу вот таких расспросов — кто, да как, да почему, да с какой целью.
— Знакомая, — любезно ответила я. — Так как же услышать Нину?
— Нет ее. А что вы хоте…
— Мне долг отдать надо, — быстренько прервала я даму. — Так как мне ее увидеть?
Дама помолчала и наконец спросила:
— Долга много?
— Тысяча.
— Так приносите, я передам Нине деньги, — велела она. — Адрес знаете?
— Конечно. Как-нибудь зайду, — пообещала я и отключилась.
Женька напряженно смотрел на меня.
— Ну что?
— Я так поняла, что с ней все в порядке. Мать ее в истерике не бьется, ведет себя очень спокойно. Но Нинка должна, должна умереть, Женя! Иначе ничего вообще не сходится.
— Да я ее с утра видел того дня, когда, гм, почил. Не верится, что она так быстро умерла.
— Ну тебе времени вполне хватило, — ехидно указала я. — Это дело такое — сегодня жив, завтра — мертв. Так что расскажи-ка про встречу.
— Да я поехал на работу, выхожу из подъезда — и она тут как тут. Ну и сразу ко мне привязалась: «Ах, Женечка, ты меня до школы не довезешь, опаздываю я?» Я думаю — чего же не подвезти, по пути ведь. Посадил я ее, повез, в пути она ко мне привязалась пуще прежнего — мол, люблю не могу, все для тебя сделаю. Магдалина, я так-то ведь — парень добрый, но достало меня это все безмерно. Ну я ей и ответил в таком духе, что, мол, не могу ответить на ее чувства, женюсь. Высадил около школы да дальше поехал. Думаю, что известие о женитьбе ее отрезвило.
— Женя, ты идиот, прости Госсподи, — печально ответила я.
— Сама такая, — ровно ответил он.
— Это не оскорбление. Это констатация факта. Ты что, реально думаешь, что известие о том, что ты женишься — ее вразумило? Что она тут же от тебя отстанет?
— А разве нет? Ведь я ей четко сказал, что ввиду обстоятельств нам с ней вместе никогда не быть. И если нет надежды — так чего биться головой об стенку и страдать?
— Как у тебя все четко! Понимаешь, не знаю как у вас, у парней, а у девчонок это так не работает. Эмоции — это не кнопочка на стене: щелк — и есть свет, щелк — выключили его. Нет, поверь, если Нинка реально тебя любила — она бы тебе сделала такую пакость, что черта с два бы ты женился.
— Если любишь человека, то надо радоваться, что он женится и счастлив, ведь его счастье — прежде всего!
— Книжек начитался? — понимающе усмехнулась я. — Любовь, Женечка, это самое эгоистичное чувство на свете.
— Уверена?
— Да конечно. Уж как я Дэна своего люблю, но если он захочет счастия с другой девушкой — платочком вслед я ему махать не стану. Это очень больно, когда понимаешь, что тот, кого любишь, не разделяет твои чувства. А своим сообщением, что ты женишься и у нее нет шансов ты Нинку просто в угол загнал. Ей терять нечего было после этого, понимаешь?
Он подумал и с апломбом указал:
— Но ведь согласись, что выпихнуть меня из тела — ей не под силу!
— Это точно, — кивнула я, думая о своем. — Ты когда эта… помедитировал?
— В среду. Вернее, ночью со среды на четверг, уже часов пять было.
— Вполне могла та Ниночка помереть к утру, — пробормотала я и снова схватилась за трубку.
Дозвонилась до больницы, спросила о состоянии Женькиной матери и можно ли к ней прийти. Медсестра, по голосу — пожилая и усталая, ответила, что посещения категорически запрещены, больная в реанимации.
Я посмотрела на Женьку и задумчиво ему поведала:
— Понимаешь, мать твоя знала, знала, что Нинка тебе пакость сделает. Кто-то ее предупредил. Она же в тот день сама не своя прибежала ко мне за охранкой, мне ее на кухне отваром мяты пришлось отпаивать. Потом уж она успокоилась, я как обычно рассказала о своих услугах, сказала цены, ну ей и загорелось сделать обряд на богатство. Решила охранку на потом отложить. Вот такие дела, Женя. Что ты про это знаешь? Ей кто-то звонил? Приходил?
— Ничего про то не знаю, — покачал он головой. — Весь день я был на работе, потом на тренировке.
— А потом, когда я ей говорила, что обряд не состоялся из-за появившейся из ниоткуда девушки, она потребовал описания девицы, и тут же сказала: Нинка. Она знала, знала!
— Надо у нее спросить, — покачал головой Женька.
— Как? — страдальчески спросила я. — В реанимации твоя мать. Если и прорвемся к ней через взятки — боюсь, толку не будет, а ей вред нанесем.
— И чего делать?
— Поеду-ка я к Нинке, коль пригласили, — раздумчиво сказала я.
— А я?
— А ты рядом стой, да на ус мотай, может, чего и заметишь, что я пропустила.
Итак, мы собрались и поехали в гости.
Шла я в Нинкину квартиру с опаской. Отчего-то вспомнилось, как девица тогда на кухне прошла мимо меня с отрешенным выражением лица, и от нее несло холодом. И, хоть и выглядела она живее всех живых — ну так и Женька от других людей ничем не отличается, только вот тело его в глубокой коме.
К тому же Нинку, именно Нинку я видела сегодня во сне. Именно ее губки прошептали: «Вы все умрете». И потому я была уверена — Нинка мертва. Именно она как-то замешана в смерть Женьки и именно она теперь зачем-то преследует меня. Но в то же время смущало то, что женщина по телефону была совершенно спокойна и не походила на убитую горем мать.
Нестыковки, везде нестыковки.
Так что шагала я к Нинке в гости в глубокой задумчивости. У порога нужной квартиры прочитала оберег, трижды плюнула через левое плечо и нажала на кнопку звонка.
Я ожидала скорбных лиц, портретов с траурным бантиком, и прочих печальных примет. Однако дама, что мне открыла, была безмятежна, как весенний день. Легкие рыжие кудряшки пружинили при движении ее головы, ротик вишенкой был густо напомажен, а глаза у нее были пусты, как кошелек учительницы в конце месяца.