— Ну ты из-за этого не передумаешь насчет тех нескольких свиданий, что мне обещал, а? — тревожно спросила я.
Он внимательно посмотрел на меня и хмыкнул.
— Ну и черт на тебя, — пожала я плечами, перешагнула порог и подала полисы пожилой докторше.
Та быстро их просмотрела и подняла на меня глаза:
— Больных мы забираем. Вы им кто? Сестра, жена?
— Невеста! — ляпнул мой дурной язык. — А что с ними?
Ну а как? Он мне сам пообещал карусель и медовый месяц, так что я, разумеется, невеста!
— У жениха вашего коматозное состояние, у матери его подозрение на инфаркт.
— А как завтра их навестить? — вылез с вопросом Женька.
Докторша на него даже и не посмотрела.
— Блин, ну не видит она тебя, неужто не понял! — сочувствующе сказала я.
— Девушка, а вы с кем все время разговариваете? — медсестра как-то подозрительно смотрела на меня.
— Да так, — смешалась я.
— Белка у нее, — хмыкнула пожилая. — Такая молодая, вроде приличная, а уже допилась до зеленых чертиков.
— Но-но, попрошу без оскорблений!
— Завтра позвоните дежурной медсестре в больницу, она вам скажет, куда ваших больных положили, — не обращая внимания на возражения, врачиха сунула мне клочок бумаги с нацарапанным телефоном, пошла, позвала водителя с носилками, и они отчалили.
Женька зачем-то пошел их провожать.
А я пошла на кухню, рассеянно взяла чашку с недопитым чаем и долго стояла у окна, вглядываясь в холодное утреннее небо.
Нет, я ни о чем ни думала. Не истерила. Просто пялилась в темноту, прорезанную алой полоской рассвета и крутила в руках чашку. Прижавшись лбом к холодному стеклу, я на диво быстро трезвела, и это было неприятно. Сразу накатывало понимание действительности.
Потом пришел Женька, встал рядом и спросил:
— Ну, ты чего такая расстроенная?
— Да уж, поводов нет, — едко ответила я.
— Да все нормально будет, — успокоил он меня. — Все равно это не твои проблемы, верно?
«Моя проблема — это ты», — чуть не ляпнул мой дурной язык, а вслух я спросила:
— Кто такая Нинка?
Не давала мне покоя вот эта девица, что порушила мне работу. И вроде мать Женькина разволновалась из-за нее.
— Завьялова, что ли? — хмыкнул он.
— Ну не знаю, — пожала я плечами. — Молоденькая, темные волосы до плеч, толстенькая.
— Точно, Нинка Завьялова, — кивнул он. — А что?
— Я ее у вас видела.
— Неудивительно, — скривился он словно от зубной боли, — Житья мне эта девица не дает, пристала как банный лист, «люблю — не могу». С матерью вроде дружат, как-то втерлась она к ней в доверие.
— Она часом … колдовством не увлекается? — на всякий случай осторожно спросила я.
— Чего?? — воззрился он на меня. — Шпионажем она увлекается! Магдалина, вот не хочется ничего плохого про девушек говорить, но она и правда достала — вечно по моему же дому с материного попустительства шныряет, вынюхивает. Достало.
— Ну, может быть решила тебя от большой любви приворожить, то-се, — не сдавалась я, пытаясь найти хоть кого-то виноватого, кроме себя.
— Слушай, не улыбай меня с утра пораньше. У нее мозгов на это не хватит. Смотри, лучше, что я умею, — он беспечно посмотрел мне в глаза, подошел к стене, и… прошел сквозь нее.
— Женя!
Из стены высунулась рука и помахала мне.
— Иди сюда! — мне как-то стало очень страшно в этот момент.
Он снова появился, радостно улыбаясь:
— Ну как?
Я вздохнула:
— Послушай, все это конечно здорово, Копперфильд отдыхает, но меня мучает один вопрос: что дальше?
Женька попытался ухватить кружку, ладонь прошла сквозь нее и он улыбнулся:
— Та-ак.
Потом, как-то очень красиво и изящно долбанул правой ногой по верхнему кухонному шкафчику. И на миг мне показалось, что тонкое стекло преградило путь его пятке — однако нет, это он ее остановил в миллиметре от дверцы. Покачал ногой туда-сюда, потом опустил ее на пол и глубокомысленно изрек:
— Мда-а.
— Слушай, экспериментатор, — не выдержала я. — Что дальше? Так и будешь без тела болтаться?
Он задумчиво на меня посмотрел и мягко сказал:
— Послушай, Магдалина. Это не твои проблемы. И не надо тебе об этом беспокоиться.
— А кто будет беспокоиться, если не я? Тебе-то, кажется, пофиг?
— Ты спрашиваешь, почему я не напился с горя как некоторые? Почему я не суечусь, не мечусь, не рыдаю, как ты?
— Да! Почему ты так спокоен??? — зло спросила я.
Он уселся на кухонный стол, вперил задумчивый взгляд в окно и ответил:
— В моей жизни есть дзен, Магдалина.
— При чем тут дзен, черт побери???
Он помолчал, потом вздохнул:
— Однажды молодой врач из Токио по имени Кусуда встретил своего школьного друга, который учился Дзен. Кусуда спросил его, что такое Дзен. «Я не могу сказать тебе, что это, — сказал друг. — Но одно я знаю точно. Если ты понимаешь Дзен, ты не должен бояться…».
— Чего? — тихо спросила я, пристально глядя на запнувшегося Женьку.
Он вскинул голову и беспечно улыбнулся:
— Ничего. Вообще ничего. Так что, Магдалина, успокойся и просто живи.
— Не могу. В моей жизни дзена нет.
— Зря.
Мы помолчали, после чего он снова подал голос:
— Иди домой, Магдалина. Извини, что так получилось.
Я посмотрела на него, заметно поблекшего в утреннем свете, и тихо спросила:
— А ты как?
— Со мной все будет нормально, — ободряюще улыбнулся он. — Я же мужчина.
«Ты привидение. Оно», — уточнил его пол жестокий внутренний голос.
— Женя, — начала я возражать … и осеклась.
Что я ему скажу? Звать его к себе? К чему? У меня дома любимый парень, и вряд ли он одобрит его присутствие. Помочь я ему ничем не могу. Вообще ничем. Если б знала как вернуть его в тело — то с превеликой радостью. Но мне нечего сказать тебе, Женя. Ты классный парень, и мне очень жаль, что так получилось.
— Да? — он аж подался ко мне, и я на миг уловила некую надежду в его глазах.
Чудес на сегодня не будет, Женя. Извини.
— Ты прав, — сердечно сказала я. — Здесь и правда мне делать нечего. Пока.
— Дверь за собой сама захлопнешь, ладно? — в тон попросил он. — Боюсь, мне сейчас не справиться.
— Разумеется, — мой голос был сладок, как малиновое варенье.
По дороге домой я тщательно пыталась сосредоточиться на обдумывании ремонта лоджии. Обшивка деревянная, только деревянная — я ведьма, и пластик и прочая синтетика мне не нужны. Железо — еще хуже. Итак, вишня или береза? Бук? Дуб?
«Сама ты дуб, прости Госсподи душу грешную», — тяжко вздохнул внутренний голос.
«А что я могла сделать?» — холодно вопросила я.
«Да хоть посочувствовать».
«Перед сном я за него помолюсь, ясно?»
Он промолчал, в кои-то веки, а я припарковалась у ворот дома, вышла и наткнулась взглядом на Женьку. Тот молча пинал чугунное кружево решетки и делал вид, что знать меня не знает.
— Ты ко мне? — я аж похолодела от мысли, что он решил меня догнать и навязаться на мою голову.
Тот непроницаемым взглядом посмотрел на меня и ответил:
— Да я так, гуляю, не спится мне под утро. Не думал, что и ты в эти же края приедешь.
— Правильно, я тоже по утрам люблю гулять, — нервно улыбнулась я. — И воздух свежей, и тишина…
— Роса на траве, — равнодушно покивал он.
Я посмотрела на припорошенную инеем опавшую листву и согласилась:
— Лепота! Ну, я пойду?
— Увидимся, — кивнул он.
«Я ему ничего не должна, — жестко твердила я себе, пока шла к подъезду. — И вообще — кто он мне? Я его знаю-то всего ничего».
Любимый был уже дома. Вкусный запах свежесваренного кофе, бодрый голос ведущего утренней программы из телевизора, плеск из ванной комнаты наверху.
«Дэн…», — нежно улыбнулась я, побежала на звук струящейся воды, припала к его спине, обнимая сильное двухметровое тело.
Мое…
— Где гуляла всю ночь, радость моя? — он в зеркало смотрел на меня, и глаза его смеялись.
Я поудобнее впечатала ладошки в упругую загорелую кожу и легко ответила: