И Ф. Локсий. Издатель книги и добрый приятель мистера Пирсона, натура таинственная и покровитель всяческих искусств. Особенно - музыки. Он тут тоже нужен, хотя появляется лишь в начале и в самом конце, и изредка - в обращениях Брэдли внутри текста.
Текст, как несложно догадаться из вступления, исповедь постфактум, рассказ очевидца, жертвы и преступника одновременно. Что же такое произошло - узнаем в финале. Книги. Не рецензии. Я постараюсь обойтись без спойлеров.
Сюжет стартует там, где мистер Пирсон пытается сбросить с себя оковы обыденности и уехать из Лондона. Он уже почти готов, упаковал свои тетрадочки, те самые, в которых и только в которых он в состоянии писать. Отъезду мешает появление Марло, а затем - звонок Арнольда, который испугался, что убил свою жену. Брэдли спешит на помощь другу и становится свидетелем последствий отвратительной семейной ссоры. Никто, конечно, никого не убивал, но сцена в любом случае неприятна ни ее участникам, ни читателю.
Приятный, как вы скоро заметите, вообще не про роман Мердок. Здесь нет ничего приятного. Все персонажи так или иначе омерзительны, все они - на пороге старости, и это подчеркивается через неприятную, отталкивающую телесность. Только Джулиан еще не подвержена увяданию, но и ее образ, в начале свежий, то и дело дополняется чем-то вроде запаха пота, грязи на коже, а то и просто ее собственной недалекости. Увы и ах, мистер Пирсон видит мир вот так.
В общем, с визита Фрэнсиса и звонка Арнольда начинаются злоключения бедолаги Брэдли. Каждый раз, когда он уже вот-вот соберет свой чемодан, оказывается, что он кому-то нужен. То сестре, которая обещает отравиться. То бывшей жене, которая очень хочет его увидеть. То Марло, который хочет занять денег. То Рейчел, с которой у них завязывается роман. То Джулиан, которая вообразила себя ученицей Брэдли и очень, очень хочет обсудить с ним книги, в частности - "Гамлета". То мужу Присциллы, который, захватив свою молоденькую любовницу (пожалуй, самое приятное создание в книге), приехал, чтобы вернуть Присциллины вещи.
За все это время Пирсон умудряется почти переспать с женой друга и рассориться с ней, приревновать друга к своей жене (в том плане, что ему не хотелось бы, чтобы они общались), выслушать от Марло предположения о гомосексуальной природе своей странной привязанности к Арнольду (у них чисто классические отношения наставника и ученика, если послушать Брэдли), пару раз поменять свое мнение о людях и ситуациях и, наконец, от души влюбиться в Джулиан. Хорошей такой, очень романтической любовью с идеализацией и всем остальным.
Все эти странные взаимоотношения поданы с почти театральными интонациями, какой-то намеренной суетой: не успевает герой осознать себя в положении здесь и сейчас, как в его жизнь влетают остальные действующие лица и переворачивают ее вверх дном. Увозят сестру в дом к бывшей жене, например. Или делают еще что-то такое. Реплики героев порой кажутся искусственными, а их действия - гротескными. Кто-то вообще появляется лишь как голос в телефонной трубке. Никто здесь не владеет собой в достаточной степени, чтобы ему верить, и Брэдли - в первую очередь. Он невероятной ненадежности рассказчик, но другого - до самого конца - у нас просто нет. Это потом, в послесловиях всех действующих лиц маски будут сброшены, а души - обнажены, потому что каждый из персонажей после истории остался при своем, и это вот "свое" многое о нем говорит.
И если весь роман мы смотрели на мир с точки зрения Брэдли, то теперь получили шанс увидеть другие точки зрения. Все, кроме Джулиан, обращены исключительно к своим отражениям. Все палятся так, что бедняга Брэдли, в чье невротическое помешательство я верила всю дорогу, становится вдруг невероятно симпатичным господином. В сравнении вот с этим вот.
Дело в том, что Джулиан - это единственный герой, который после истории как-то меняется и начинает смотреть в глубину себя. Она действительно становится творцом, правда, поэтом, а не писателем, она сбегает и ее точка зрения на произошедшее - единственная неоднозначная точка зрения. Мне кажется, что трактовка романа в духе "это роман не о Брэдли, а о Джулиан" вполне имеет место быть. Финальные трагедии поменяли ее. И она, в отличие от остальных, еще не закостенела.
В прошлой рецензии, кстати, тоже было что-то насчет множественности трактовок, но, боги спасите, сейчас я не понимаю, как можно читать Черного принца как сентиментальный роман. Да, сюжет вертится вокруг романтики и похожих на романтику вещей, но и герои, и их взаимодействия, недосказанность, искажения, надуманные драмы - неприятны от и до. Это не романтика, это антиромантика, и не сентиментальность, а насмешка над ней.