Важнейшее значение в подавлении восстаний имели амнистии, объявляемые решениями центральных и местных органов советской власти.
Только после мартовской 1921 г. амнистии, объявленной V Всеукраинским съездом Советов, на Украине с повинной явилось более 10 тыс. человек, в Воронежской губернии сдалось 4 тыс., в Тамбовской губернии в июле 1921 г. – около 13 тыс. дезертиров и 5586 бандитов.
Общая амнистия способствовала на Юго-Востоке отказу многих из них от вооруженной борьбы с властью: сдались Екатеринодарский полк белых есаула Самуся, остатки пластунского батальона во главе с есаулом Поница и остатки Запорожского полка во главе с есаулом Дарбой и остатки штаба Кубанской повстанческой белой армии, банды Фомина[904]. К осени 1921 г. в Поволжье вместо отрядов конницы до 500 и более сабель остались лишь мелкие уголовные шайки, насчитывавшие по 5—10 бандитов[905].
По амнистиям тысячи людей вернулись из тюрем и лагерей к мирному труду. Их количество было бы значительно больше, если бы амнистии не носили ограниченный характер. Так, 3 ноября 1921 г. в честь четырехлетней годовщины Октябрьской революции Президиум ВЦИК объявил полную амнистию всем рядовым участникам военных организаций Колчака, Деникина, Врангеля, Савинкова, Петлюры, Булак-Балаховича, Пермыкина и Юденича в качестве рядовых солдат, «путем обмана или насильно втянутых в борьбу против советской власти». Им была предоставлена возможность вернуться в Россию на общих основаниях с возвращающимися на родину военнопленными. НКИД, НКВД и ВЧК были обязаны «немедленно принять все необходимые меры к обеспечению за ними прав, даруемых им настоящим постановлением»[906].
Положительную роль сыграли и частные амнистии видным представителям антисоветского движения. Например, осенью 1921 г. в порядке частной амнистии с группой генералов и офицеров вернулся на родину Я.А. Слащев, а в начале января 1924 г. ВУЦИК объявил об амнистии одного из петлюровских атаманов Ю. Тютюника[907].
Якова Александровича Слащева, полковника времен Первой мировой войны, произвели в генералы уже в годы Гражданской. Он был ранен много раз (лишь при защите Крыма тремя пулями, выпущенными из «максима» красным пулеметчиком). Это был человек абсолютной, величайшей храбрости, талантливый тактик и стратег. Имя его было на устах и у красных, и у белых. Этот Слащев, подписавший не менее ста смертных приговоров, которые приводились в исполнение немедленно. Обычно приговоренных вешали, причем к столбу прибивалась «черная доска», на которой указывались фамилия, положение казненного и характер преступления, а также предписание – сколько трупу висеть… Казнил даже за украденного у крестьянина гуся. Слащев в Симферополе в игорном доме лично задержал трех офицеров, ограбивших ювелира-еврея, и приказал их немедленно повесить. Среди жертв Слащева был даже полковник, которому покровительствовал сам Врангель. Принцип Слащева звучал: «Погоны позорить нельзя». Между генералом и Врангелем были натянутые отношения. Оказавшись за границей, Слащев понял, что красные являются той силой, которая стремится возродить великую державу, как бы она ни называлась. О настроениях Слащева и его приближенных узнали в ВЧК и сделали всё, чтобы помочь ему возвратиться на Родину.
Приезд знаменитого белого генерала Слащева, послужившего прообразом Хлудова в пьесе М. Булгакова «Бег», явился полной неожиданностью даже для симферопольских чекистов. Отправив свою жену и дочь в Италию, поздней осенью 1921 г. на итальянском пароходе «Жан» Слащев, генерал-майор Мильковский, полковники Гельбих, Мезерницкий, Нина Нечволодова, князь Трубецкой и еще несколько офицеров прибыли в Севастополь. Дзержинский даже прервал отпуск для встречи «возвращенцев».
Поведение Слащева перед чекистами произвело неприятное впечатление. Он стоял навытяжку перед допрашивавшим его чекистом и отвечал характерными для него фразами: «Слушаюсь», «Надеюсь заслужить», «Постараюсь оправдать доверие» и другое[908].
Из Севастополя генерал вместе с Дзержинским выехал в Москву. И не один, а с генерал-майором Мильковским и полковником Гельбихом. Предварительно Слащёв разослал в газеты письмо: «Внутри России революция закончена… Если меня спросят, как я, защитник Крыма от красных, перешел теперь к ним, я отвечу: я защищал не Крым, а честь России. Ныне меня зовут защищать честь России, и я еду выполнять свой долг, считая, что все русские, военные в особенности, должны быть в настоящий момент в России»[909].