Но было бы неверно сказать, что среди коммунистов совсем не раздались негодующие голоса. Они пробовали раздаться, но не в Кремле, а у рядовых членов партии. "Я краснею за ваш застенок", писала Ларисса Рейснер о петербургской чеке. "Можно быть разных мнений о терроре, но то, что сейчас творится, это вовсе не красный террор, а сплошная уголовщина", осмелился написать старый большевик Ольминский. "Разве вы не слышите голосов рабочих и крестьян, требующих устранения порядков, при которых могут человека держать в тюрьме, по желанию передать в трибунал, а захотят - расстрелять", писал коммунист Дьяконов. Попробовали возникнуть где-то даже попытки проектов подчинить ВЧК наркамюсту и наркомвнуделу лишив ее права непосредственной расправы.
Но в ответ на эти "гуманистические охи" и неизжитые "установки гнилого либерализма" одиночек, Дзержинский выбросил такие ледяные слова, что малокровные протесты раз навсегда оборвались.
"Передать наркомвнуделу дело борьбы ЧК? Знаем, что это значит, это значит, что от ЧК останутся только рожки да ножки", - ответил Дзержинский. "Чрезвычайные комиссии это лучшее, что могут дать наши советские органы! В условиях широкой гласности работа ЧК обречена на бесплодность!", заявил спущенный Дзержинским с цепи палач Лацис.
"Нечего падать в обморок! Новые люди не привыкли к юридическим мудростям!" - заорал Петерс.
И совершенно сознательно, с холодным спокойствием, уже залитый кровью Дзержинский "грудью" прикрыл свое детище ВЧК от всяких протестов, еще раз беря на себя всю растленность своего террора, число жертв которого надо теперь исчислять миллионами.
В книге "La Russie nouvelle" Эдуард Эррио относит Дзержинского к тем, "кого ни золото всех тронов мира, ни человеческие соображения не могут отклонить от предначертанной цели". Золото? Верно. Марата оно тоже не интересовало. Но для того, чтобы французы могли отчетливо понять деятельность Дзержинского, они должны, вспомнив великую Французскую революцию, представить во что превратилась бы Франция, если бы в течение 18 лет фактическая власть в стране принадлежала Марату и маратистам.
Перед подвалом ЧК, ужасом массовых харьковских, уральских, московских, киевских, архангельских, сибирских, петербургских, донских, кронштадтских, одесских казней убийства в монастыре кармелитов, в тюрьме Форс и гильотина Гревской площади кажутся только небольшими театральными постановками.
Созданная Дзержинским ВЧК по праву занимает первое место в истории всех терроров, ее кровавая слава переживет не одно поколение. Этой чести у "сторожевого пса октябрьской революции" не отнять.
14. Всероссийская Робеспьериада
Поднятый Дзержинским массовый террор в 1918-1920 годах захлестывал Россию. В тюрьмах сидели одинаково монахи, адвокаты, священники, помещики, учителя, министры, спекулянты, рабочие, интеллигенты, крестьяне.
Террор свирепствовал в столицах и в провинции, переходя в бешеную бойню там, где народ оказывал малейшее сопротивление. Напрасно думать, что жертвами красного террора были "купцы и помещики", террор Дзержинского был "всеобъемлющ" и в чрезвычайках аристократы умирали так же, как рабочие, и крестьяне, так же, как интеллигенты.
Иллюстрацией тому служит судьба астраханских рабочих, когда в марте 1919 года доведенные до отчаяния разорением гражданской войны они попробовали было начать волнения в коммунистическом государстве. Требования стоявших в очереди за восьмушкой хлеба в день волновавшихся рабочих были минимальны: - просили дать право свободной ловли рыбы и свободной закупки хлеба.
В ответ раздался окрик коммунистического начальства "прекратить волынку и дать максимум производства!" Рабочие настаивают. По Астрахани пронеслись тревожные гудки. Заводы стали вдруг замирать. Озлобленными негодующими толпами рабочие сошлись на грандиозный десятитысячный митинг, чтобы требовать от коммунистов все того же права голодной Астрахани свободно закупать хлеб и свободно ловить рыбу.
Это не собрание буржуазии, аристократов, интеллигенции. Это митинг рабочих, опасная волна снизу, это встревоженные массы просят хлеба. И в штабе коммунистов у представителя ВЦИК Мехоношина и наместника Дзержинского чекиста Чугунова при первых же донесениях о волнении рабочих родился тот самый непокидающий большевицкую диктатуру страх подымающейся народной расправы. Этот страх коммунистическая власть заливает кровью.
Мехоношин с Чугуновым выслали на митинг комиссаров-чекистов, требуя немедленно разойтись, прекратить волнения и встать за станки. Комиссары-чекисты вышли не одни, с ними вооруженные отряды. Приказ: в случае сопротивления "контр-революционеров" открыть огонь и подавить волнение в корне.