Чтобы печатать прокламации на гектографе, не подвергая опасности близких, Феликс нанимает конспиративную квартиру, причем рядом с полицейским участком, уверяя товарища, что здесь-то как раз их искать не станут. Агитационные листки ночами сам же расклеивает по городу. Однажды рабочий поэт увидел Яцека, перепачканного клеем. А если бы полицейский его встретил на улице? А вот — достает махорку из кармана. Как раз на этот случай. Бросил бы в глаза фараону и убежал. Девятнадцатилетний юноша настроен очень решительно.
Гульбинович о Дзержинском той поры: «Тонок и строен, как тополек, красивый, ладный. На него заглядывались наши девушки-швеи, но, увы, без взаимности».
На его взаимность сможет рассчитывать только такая же убежденная революционерка, как и он. Это Феликс определил для себя уже тогда.
Гложет его, что жить ему недолго. Врачи нашли у него хронический бронхит и порок сердца. Лет семь — по его мнению. Наверное, подсчитал, что отец, заболев туберкулезом, прожил ровно семь лет. Обычную девушку Феликс сделает несчастной. А революционерка его примет таким, каков он есть, и будет готова ко всему.
В марте 1897 года партия направляет Дзержинского в промышленный город Ковно создавать социал-демократические ячейки. Он устраивается переплетчиком в мастерскую. Зарабатывает мало, голодает, но на встречах с рабочими «держит фасон». Бывает, приходит агитатор в дом к рабочему и чувствует запах блинов. Голова кружится, желудок сводит от голода. Но от приглашения к столу отказывается: «Спасибо, ел уже».
«Здесь пришлось войти в самую гущу фабричных масс и столкнуться с неслыханной нищетой и эксплуатацией, особенно женского труда. Тогда я на практике научился организовывать стачку» — это Дзержинский вспоминает о своем ковенском периоде.
В его квартире вновь заработал гектограф. Он затеял издавать газету «Ковенский рабочий» на польском языке. Правда, успел выпустить всего один номер. Все статьи написал сам. О чем же сообщалось в этом подпольном издании?
Например, о том, что царское правительство, напуганное стачками в Петербурге, пообещало с 16 апреля сократить рабочий день: на механических предприятиях — до 10'/2 часа, на ткацких — до 11‘/2 часа и на остальных —до 12 часов. «Так вот, братья, и нам необходимо знать об этом... Если мы сами не будем добиваться своих прав, если сами не заставим фабриканта и заводчика выполнять этот закон, то он может остаться лишь на бумаге». Дальше автор доказывает, что сокращение рабочего дня вовсе не означает падения производства. Ведь у тружеников появится больше свободного времени. «Что мы будем тогда делать? Пить водку? О, нет! Каждый из нас захочет тогда и почитать, чтобы стать умнее, и пойти в театр». У ткача, слесаря, кожевника возрастут потребности, соответственно, и расходы, поэтому он будет заинтересован больше зарабатывать. Надо его перевести на сдельщину. И всем будет к выгоде сокращение рабочего дня. Свои рассуждения Феликс завершает напоминанием:
«Заводы Рекоша, Шмидта, Тильманса и Петровского — механические, так запомним, что у нас рабочий день должен продолжаться лишь 10 1/2 час., а на других предприятиях — 12 час. Будем за это бороться, если предприниматели не захотят выполнять этот закон!»
В некоторых других странах Дзержинский имел бы возможность заниматься тем же самым под своим настоящим именем и даже за зарплату. А свои статьи публиковал бы в легальной прессе...
Правда, в том же номере «Ковенского рабочего» он учит, как проводить стачки. Но ведь с требованиями — выполнять закон. Кто мешал царю Николаю предложить рабочим перспективу: положим, к 1900 году снизить продолжительность рабочего дня до 10 часов, а к 1905-му — до 9 часов, и так далее? Кто мешал строго взыскивать с заводчиков за нарушения на производстве прав женщин и детей? Мог бы выбить почву из-под ног агитаторов. Глядишь, поцарствовал бы еще.
Но в России конца XIX века Феликс Дзержинский — революционер-нелегал и преступник. 17 июля 1897 года он принес в сквер возле собора в Ковно запрещенные книжки, чтобы передать их рабочему-подростку. И был арестован. Жандармы соблазнили мальчишку-провокатора десятью рублями.
На квартире у Феликса изъяли следующие доказательства его преступной деятельности: вырезки из газет с разъяснениями различных вопросов трудового законодательства; адрес-календарь с перечнем промышленных предприятий Северо-Западного края; список предприятий Ковно с указанием количества рабочих. (Чернилами дописано: фабрика гвоздей сапожных, инженерная мастерская... Очень основательно подходил к своим обязанностям молодой социал-демократ.) А также — «Кавказский пленник» Льва Толстого на литовском языке, переписанный от руки отрывок из стихотворения «И взойдет за кровавою зарею солнце правды», рукописный словарь польско-литовских слов, вырезка из газеты с сообщением о стачке в Бельгии и выписка из другой газеты о том же, выписка о состоянии крестьянских хозяйств в России... Ничего более опасного для государства Российского.