Увидев Дзержинского, Щепкин вначале побелел от испуга, но, вспомнив, что улик в доме нет никаких, а тайник надежный, пришел в себя и не без злорадства наблюдал за ходом обыска.
И действительно, тщательный обыск в доме и личный обыск Щепкина и Мартынова ничего не дали. Дзержинский нервничал. Почта должна быть здесь, об этом косвенно свидетельствует и появление Мартынова, роль которого чекистам была известна, а найти не могут. Шло время, Щепкин держался все более самоуверенно, разыгрывал оскорбленную невинность, а Мартынов, если бы и хотел, не мог ничего сказать, так как действительно не знал, где хранятся документы.
Феликс Эдмундович, взяв с собой двух сотрудников, вышел во двор. Вышел за ним и Жилин. Осмотрели все карнизы, наличники и подоконники, заглянули под крыльцо и тоже ничего не нашли. И тогда взгляд Дзержинского задержался на поленнице дров. Поленница как поленница, по краям дрова сложены в клетку, посередине лежат ровно и плотно до самого верха. Видно, что из этой поленницы дров не берут, заботливый хозяин приготовил эти дрова к зиме. Но почему в таком случае на траве угадывается еле заметная стежка-тропочка, ведущая к правой стороне поленницы? Дзержинский подошел к дровам, к тому месту, куда подвели следы, дернул за полено, и… оно оказалось значительно короче других.
— Разобрать! — приказал Дзержинский.
Не прошло и минуты, как из устроенного в дровах тайника была извлечена железная шкатулка с документами.
Увидев Дзержинского со шкатулкой в руках, «дядя Кока» опустил голову. Самоуверенность куда-то улетучилась, и он без препирательств подписал протокол обыска.
На Лубянке Дзержинского и Жилина дожидались Варлаам Александрович Аванесов и сотрудник Особого отдела ВЧК Федор Тимофеевич Фомин. Они только что прибыли с обыска у другого главаря «Национального центра», А. Д. Алферова.
— Вот, Феликс Эдмундович, наши трофеи, — докладывал Аванесов, — это список, по-видимому, членов организации. Я обнаружил его внутри пресс-папье, между крышкой и корпусом. А это товарищ Фомин нашел в старых брюках Алферова. — С этими словами Аванесов передал Дзержинскому записную книжку арестованного. — А какой фокус в ней содержится, пусть Фомин сам расскажет.
— Взгляните, Феликс Эдмундович, в книжке среди других попадаются такие записи: «Виктор Иванович — 452 руб. 73 коп.», «Владимир Павлович — 435 руб. 53 коп.» и другие в том же духе. Не то Алферов им должен, не то они ему должны. Странным мне показались эти кредитные операции, да и фамилий почему-то нет, на код похоже.
Тут Фомин приостановился, осмотрел всех и выложил свой «фокус»:
— Для проверки я взял да отбросил все рубли и копейки и попросил телефонистку соединить меня с номером 4-52-73. Отзывается Виктор Иванович, прошу его срочно приехать к Алексею Даниловичу. Приехал. Остальных решили пока не трогать.
Феликс Эдмундович внимательно рассмотрел маленький листок тонкой бумаги, на котором мелкими буквами были написаны фамилии и инициалы, увидел среди них несколько уже знакомых ему по материалам ВЧК, полистал записную книжку, и лицо его просияло:
— Теперь они все в наших руках!
Содержание шкатулки, найденной у Щепкина, тоже представляло большой интерес. Там были письма, полученные от членов «Национального центра» Н. И. Астрова, В. Степанова и князя Долгорукова, состоявших при штабе Деникина, и ответные письма Щепкина, касающиеся состояния организации и планов заговорщиков в Москве, Найденные в шкатулке свежие сведения о составе, дислокации, вооружении Красной Армии и стратегических планах советского командования, подготовленные к отправке в штаб Деникина, Дзержинский распорядился направить на заключение в Реввоенсовет.
Вскоре пришел ответ. В своем заключении член Реввоенсовета республики Сергей Иванович Гусев подтвердил большую точность сведений, собранных белогвардейскими шпионами. Сведения о состоянии артиллерии Южного фронта расходились со сводкой, имевшейся в Реввоенсовете, всего на четыре орудия да немного не совпадали по калибрам. Но еще «неизвестно, чьи сведения ближе к истине», писал Гусев, официальные советские или шпионские.
Сергей Иванович Гусев, работавший вместе с Дзержинским в Московском комитете обороны, не ограничился направлением в Особый отдел ВЧК официального заключения. Он поздравил Феликса Эдмундовича с крупной победой.
— Трудно себе представить все ужасные последствия, — говорил он, — если бы эти сведения попали к Деникину!