— После решения о замене продразверстки продналогом резолюции съезда о единстве партии и о синдикалистском и анархистском уклоне представляются мне самым важным, — говорил Дзержинский, — давно пора покончить со всякой фракционностью и групповщиной.
— Однако не ты ли подписал перед съездом платформу Троцкого о профсоюзах? — напомнила Софья Сигизмундовна.
Дзержинский помрачнел.
— Во-первых, подписав составленный Троцким проект резолюции, я действовал в рамках Устава партии. И не я, а Троцкий навязал партии дискуссию в такой тяжелый момент, а во-вторых, ты, Зося, знаешь лучше других, что я никогда не считал зазорным открыто признать свою ошибку. И сейчас, после выступлений Ильича и решений съезда, я готов где угодно заявить: да, я ошибся, не милитаризация производства и не администрирование в профсоюзах должно быть, а школа, школа управления, хозяйничания, школа коммунизма. И если мы не сумеем убедить, повести за собой рабочие массы, то никакими приказами нам не поднять производительность труда.
Нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский был немало удивлен, когда ему позвонил Дзержинский и попросил немедленно принять его для обсуждения важного вопроса.
Что это за важный вопрос, ради которого так спешно едет в Наркомпрос грозный председатель ВЧК?
«Феликс Эдмундович вошел ко мне, как всегда, горячий и торопливый, — вспоминал впоследствии Луначарский. — Кто встречал его, знает эту манеру: он говорит всегда словно торопясь, словно в сознании, что времени отпущено недостаточно и что все делается спешно. Слова волнами нагоняли другие слова, как будто они все торопились превратиться в дело.
— Я хочу бросить некоторую часть моих личных сил, а главное, сил ВЧК на борьбу с детской беспризорностью, — сказал мне Дзержинский, и в глазах его сразу же загорелся такой знакомый всем нам несколько лихорадочный огонь возбужденной энергии.
— Я пришел к этому выводу, — продолжал он, — исходя из двух соображений. Во-первых, это же ужасное бедствие! Ведь когда смотришь на детей, так не можешь не думать — все для них! Плоды революции — не нам, а им! А между тем сколько их искалечено борьбой и нуждой. Тут надо прямо-таки броситься на помощь, как если бы мы видели утопающих детей. Одному Наркомпросу справиться не под силу. Нужна широкая помощь всей советской общественности. Нужно создать при ВЦИК, конечно, при ближайшем участии Наркомпроса, широкую комиссию, куда бы вошли все ведомства и все организации, могущие быть полезными в этом деле. Я уже говорил кое с кем; я хотел бы встать сам во главе этой комиссии, я хочу реально включить в работу аппарат ВЧК… Мы все больше переходим к мирному строительству, я и думаю: отчего не использовать наш боевой аппарат для борьбы с такой бедой, как беспризорность».
Луначарский ожидал всего, только не этого. Предложение поразило его и своей оригинальностью (ВЧК, орган борьбы с контрреволюцией, — и забота о детях!), и своей целесообразностью (привлечь к этому делу под эгидой ВЦИК все ведомства и организации). Согласие было немедленно дано, и 27 января 1921 года при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете была создана комиссия по улучшению жизни детей. В нее вошли представители профсоюзов, органов просвещения, здравоохранения, продовольствия и рабоче-крестьянской инспекции.
Председателем комиссии был назначен Дзержинский, а его заместителем В. С. Корнев, член коллегии ВЧК и начальник штаба войск ВЧК. В тот же день Дзержинский познакомил Корнева с проектом письма ко всем чрезвычайным комиссиям. Дзержинский писал, что его назначение председателем комиссии по улучшению жизни детей — указание и сигнал для всех чрезвычайных комиссий. Работу по улучшению жизни детей чрезвычайные комиссии должны проводить в тесном контакте с органами народного образования, социального обеспечения, продовольствия, женскими отделами, советами профсоюзов и другими организациями.
— Боюсь, Феликс Эдмундович, не поймут нас на местах. Чека завалены по уши своей основной работой по борьбе с контрреволюцией. Им не до детей, — сказал Корнев.
Дзержинский взволновался:
— Нельзя так узко понимать борьбу с контрреволюцией. Забота о детях есть лучшее средство истребления контрреволюции. Этим Советская власть приобретает в каждой рабочей и крестьянской семье своих сторонников и защитников, а вместе с тем и широкую опору в борьбе с контрреволюцией. Вы подали хорошую мысль, товарищ Корнев, давайте включим в письмо такое разъяснение. Не может быть, чтобы наши товарищи не откликнулись.