В фамилии Бэггинс есть намек на вульгарность. Одного из троллей, которые, по словам Толкина, очень вульгарны (см. выше), зовут Хаггинс, Билл Хаггинс — не так уж далеко от Бильбо Бэггинса. Хаггинс — это уменьшительно-ласкательная форма от имени Хью, Хьюго (повторю: Толкин знал толк в именах собственных), как и другие распространенные фамилии: Уоткинс, Дженкинс, Диккенс и так далее. Но фамилия Бэггинс образована по иному принципу, хотя с двух точек зрения это вполне бытовое слово. «Бытовое» в том смысле, что оно употребляется в бытовой, а не в литературной речи, поэтому (в постсредневековом английском, но не ранее) считается вульгарным, просторечным, диалектным; кроме того, оно бытовало (то есть повсеместно использовалось) в Северной Англии для обозначения еды, которую берет с собой трудящийся, отправляясь на работу, или любого перекуса, но особенно, как гласит Оксфордский словарь, дневного чая «в сытном варианте». Толкин, разумеется, знал об этом, как и о том, что составители Оксфордского словаря исправили это слово с baggins (как на самом деле говорят люди) на bagging (а это уже гиперкоррекция), поскольку оно приводится и определяется в «Новом словаре хаддерсфилдского диалекта», к которому Толкин в 1928 году написал хвалебное предисловие, — сам он не был северянином, но всю жизнь испытывал благодарность к Лидсскому университету и «всей душой любил» его (см. «Письма», № 229) и ценил северный диалект. «Хоббит» даже заканчивается шуткой, основанной на статье из упомянутого словаря. В хаддерсфилдском диалекте есть слово okshen, созвучное английскому auction (аукцион), но означающее «беспорядок». Составитель словаря Уолтер Хейг зафиксировал выражение, которое, судя по всему, употребила женщина, неодобрительно отзываясь о другой: «Shu’z nout but e slut; er ees [her house] ez e feer okshen [a right mess]» («Да она просто неряха, дома у нее жуткий беспорядок!»). Бильбо, явившись домой, застает там okshen в обоих смыслах — и беспорядок, и аукцион.
Но вернемся к самому Бильбо Бэггинсу. Как мы вскоре узнаем, он всегда не прочь хорошо поесть, но особенно любит пить чай. «Нежданные гости», которые заявляются к нему в главе 1, попадают прямиком на чаепитие и, безусловно, «в сытном варианте». Это еще один анахронизм применительно к Бильбо и к хоббитам в целом — они настоящие англичане. Толкин очень явно это подчеркивает в «Прологе» к «Властелину колец», пересказывая историю Хоббитании, которая точь-в-точь совпадает с англосаксонским периодом в истории Англии.
Впрочем, это очевидно и из первой встречи Бильбо с Гэндальфом. Не то чтобы это было важно, но Бильбо не чужд снобизма: не настолько, чтобы не предложить незнакомому прохожему выкурить трубочку, но достаточно, чтобы четко проводить границу между своими и чужими. Хоббит несколько раз демонстрирует высокомерие, которое так раздражает иностранцев в англичанах. Он пренебрежительно отмахивается от самой мысли о «приключениях» («Не понимаю, что в них находят хорошего»), а потом пытается отделаться от Гэндальфа — который, как он решил, не принадлежит к его кругу, «не внушает доверия», — не обращая на него внимания. С совершенно неискренней вежливостью он раз за разом пробует избавиться от него, повторяя: «Доброго утра вам!» — уже в качестве прощания, а не приветствия, дважды с той же целью говорит «спасибо» (в устах англичанина это сокращенно означает «спасибо, не надо») и в конце концов приглашает его на чай — но не сейчас. Очевидно, что во многих репликах Бильбо на самом деле закодирован противоположный смысл: несколькими страницами позже он говорит гномам «вежливо самым своим ненастойчивым тоном»: «Надеюсь, вы не уйдете до ужина?» (для тех, кто знает код, это означает «вы уже злоупотребляете гостеприимством хозяев, пора уходить»).
Все это хорошо знакомо английскому читателю, и, разумеется, он может оценить комизм ситуации, в которой Гэндальф стабильно игнорирует социальный код и ведет себя так, как способен вести себя только иностранец, — как будто Бильбо произносит фразы вроде «прошу прощения!» совершенно искренне.