Об отношении Толкина к железным дорогам, сложившемся в отрочестве и укрепившемся в зрелом возрасте, уже говорилось. Скорее странно, что он далеко не сразу стал ненавистником автомобилей. Более того, в 1932 г. он сам пересел на машину с привычного дотоле велосипеда. В немалой степени потому, что автомобиль давал возможность без лишней потери драгоценного времени совершать загородные прогулки. Толкин водил отчаянно и чуть не разбил свой первый автомобиль во время первой же поездки с семьей к Хилари. Эдит после этого с ним в машину не садилась. Толкин разок сменил авто, но в 1940 г. из-за возникшей с началом войны дороговизны бензина отказался от него. Лишь после этого — возможно, в какой-то степени оправдывая для себя отказ от машины, — Толкин стал настаивать на её вредоносности. Это мнение укрепилось в ходе борьбы консервативной профессуры (и Толкина в первых рядах) за сохранение исторического облика Оксфорда — против расширения улиц в пользу автовладельцев. Этим противостоянием навеяна незаконченная сказочная сатира, известная как «Фрагменты о Бовадиуме». Бовадиум, «Бычий брод», — латинский перевод названия «Оксфорд». В написанной Толкином истории этот город подвергается разорению со стороны чудовищных «моторов».
Толкин крайне подозрительно воспринимал поначалу и те технические новшества, с которыми потом легко свыкался. Впервые столкнувшись с необходимостью записаться на магнитофон, он не преминул первым делом прочесть неведомой до тех пор машине «Отче наш» на готском языке. Шутка шуткой, но в русле толкиновских взглядов. Впрочем, как раз с магнитофоном Толкин свыкся действительно, после он купил свой и часто наговаривал на него написанное, просто для развлечения. Когда его не устроила радиопостановка «Возвращения Беортнота», то он сам для себя прочёл «в лицах» текст пьесы на магнитофон. Как отмечает Карпентер, запись «наглядно демонстрирует недюжинные актёрские данные Толкина».
Вообще, к адаптациям «волшебных историй» и, в частности, собственных произведений Толкин всегда относился настороженно. Радиопостановки ему обычно не нравились, что относилось и к спектаклю Би-би-си по «Властелину Колец». Уже драматургия, как Толкин подчеркивал в эссе «О волшебных историях», в этом плане слаба, в том числе и в первую очередь поскольку не может передать чудо иначе чем машинерией. Что говорить о кинематографе!
Сама идея экранизации «Властелина Колец», когда впервые была высказана, Толкину особого оптимизма не внушила. Хотя когда речь в 1957 г. зашла о мультипликационном фильме, то он скрепя сердце согласился: «Что касается меня лично, то я приветствовал бы идею мультипликационного кино, при всем риске вульгаризации; и это совершенно не связано с блеском денег, хотя в канун ухода на пенсию это не неприятная возможность. Думаю, что найду вульгаризацию менее болезненной, чем степень дебилизации, достигнутую Би-би-си». Толкин ошибся. Он надеялся на относительно бережное отношение к своему творению, а первый же вариант сценария, представленный одной американской компанией, поверг его в ужас. Длинный разбор текста Толкин закончил решительно: ««Властелин Колец» не может быть так изуродован». Первая (мультипликационная же) экранизация «Властелина Колец» была предпринята только в 1978 г. и, надо признать, максимально учитывала воззрения автора. Так что более чем двухчасовой фильм знаменитого фэнтези-аниматора Р. Бакши обрывается задолго до финала романа, стараясь по возможности точно ему следовать. Как отнесся бы Толкин к современной киноэпопее П. Джексона, мы, конечно, никогда не узнаем. Впрочем, кое-кому из комментаторов фильма во многих случаях приходила на память критика Толкина в адрес старого американского мульт-сценария. Справедливо или нет?.. К. Толкин от фильма, как уже упоминалось, не в восторге.
Весьма ярко иллюстрирует отношение Толкина к технике и «прогрессу» его реакция на мечтания о «космической эре», а затем и на её наступление. «Космическая» научная фантастика всегда раздражала Толкина. В эссе «О волшебных историях» и в «Notion Club Papers» он критикует саму идею «научной» фантастики. Восторг от нынешних и грядущих достижений «прогресса» был ему абсолютно чужд. Он, кроме того, не верил ни в инопланетную жизнь, ни долгое время в возможность космических полётов. По мере того как возможность последних всё больше вырисовывалась, Толкин начинал задумываться о последствиях — и они пугали его. Связь рождающейся космической отрасли с военными проектами тогда была всем вполне очевидна…