– Э?
– Что вы делаете с телами тех, кто умер?
– Хороним, – отозвался он так, словно считал меня идиотом.
– А еще что?
– Еще… иногда отец Нойж просит Богиню Демонов присмотреть за их душами. Иногда нет. Зависит от того, ну, следовали они при жизни Ее путям или нет.
– Они следовали?
Он кивнул.
Я повернулся к младшему.
– Приведи отца Нойжа. Я буду ждать его там. И мне нужна лопата.
Старший снова заговорил:
– У меня есть две лопаты. Я помогу.
– Они были друзьями?
Он кивнул.
– Я слышал, что они… ну, я слышал. Но мало ли что говорят. Мне от них вреда не было, а как-то зимой…
– Хорошо. Ты поможешь.
– Простите, что…
– Забудем.
Я развернулся и еще раз преодолел длинную, очень длинную милю до останков дома Мерс.
Там, где когда-то был задний двор, я обнаружил то, что походило на клен. Я уселся, опираясь спиной о ствол, и стал ждать. Клубы дыма поднимались из останков того, что было домом, и я видел как минимум три почерневшие фигуры, которые были людьми.
Я сидел и пытался смириться с тем, что именно я почти наверняка был причиной случившегося. Нет, я был толчком, сделал все кто-то другой. Я найду, кто этот другой, и тогда горе ему. Что бы там ни было, но такого случаться не должно.
Тень от дерева заметно укоротилась, когда Лойош сообщил:
«Кто-то идет.»
Через минуту-другую я услышал шаги, встал и отряхнулся. Крестьянин нес на плече две лопаты.
– Меня зовут Васки, – сказал он. – Я вольный землепашец.
– Хорошо. Где копаем?
– Под кленом. Они его всегда любили.
Так и знал, что это клен.
– Хорошо. А большие должны быть ямы?
– Почти в человеческий рост. Мы погребем их лицом вверх.
– Годится, – отозвался я, снял плащ, аккуратно его сложил, потом сбросил рубашку. Васки наметил места и мы начали копать.
Слышали когда-нибудь, что тяжелый физический труд может приносить облегчение? Мол, пока трудишься, рассудок не изнывает над проблемами, и после всего чувствуешь себя лучше? Я слышал. По мне, тяжелый физический труд приносит только волдыри, и единственное, на что отвлекался мой рассудок, так это на попытки вспомнить заклинание, которым я когда-то такие исцелял. Васки управлялся заметно лучше меня. Выходит, копать ямы – тоже особое искусство. Кто бы мог подумать.
Мы управились где-то наполовину, когда появился влекомый кремовой кобылкой возок, на которой прибыли сын Васки и некто, представившийся отцом Нойжем. Невысокий толстячок с каштановыми завитками над ушами.
– Мерс Владимир, – представился я.
– Я искренне сожалею о ваших утратах, сударь, – сказал он. – В какой именно связи вы состояли с семьей?
– Мерс – имя моей матери, я принял его. В остальном – не знаю; она умерла, когда я был еще ребенком.
– А ваш отец…
– Он тоже умер. – Я ограничился этим, и отец Нойж кивнул.
– Вы прибыли сюда, чтобы разыскать их?
– Да. Вы их хорошо знали?
Он кивнул.
– Расскажите мне о них.
Он так и сделал, однако предупреждаю: многое из этого так и останется моим личным делом. Оно не имеет никакого отношения к тому, что случилось.
Говорил он в основном о Вильмоте, которого описал мрачным и упрямым человеком, но любящим отцом. Тем временем Васки-младший покопался в сараях и нашел еще одну лопату. Втроем дело пошло быстрее.
Когда отец Нойж наконец закончил, он спросил:
– А как быть с имуществом?
– Наследники есть? – спросил я.
Он пожал плечами, а Васки сказал:
– Если завещание и было, оно сгорело.
– А больше никаких родственников?
– Когда-то были, но они ушли от… – он покосился на отца Нойжа. – В общем, ушли. Или переменили имя.
– Переменили имя?
– Это значит, что они сами отказались от наследства.
Ну да.
– Вы, наверное, ближайший родственник, – проговорил отец Нойж. – Так что вам и решать, как быть с тем, что осталось.
– Здесь это так просто?
– Кто будет возражать, всегда может обратиться к графу.
– А не к Гильдии?
Он на миг застыл, потом расслабился.
– Подобное находится в ведении графства, а не города.
– Ладно. Значит, так и порешим. Проверим, не осталось ли уцелевших документов или тайников. Прочее же имущество – что до меня, пусть остается им.
Я кивнул в сторону Васки, который рассыпался в благодарностях.
Оказалось, что могил нужно не шесть, а семь. Одна – очень, очень маленькая. Меня мутило. Будь у меня моя прежняя Организация, работы вышло бы на один день – увериться, что именно Гильдия во всем виновата, – и еще на два дня – изничтожить эту Гильдию так, чтобы и следа не осталось. Я размышлял об этом, сжимая лопату и истекая потом.
Тени стали совсем короткими, а потом опять удлиннились, и наконец ямы были готовы. Аккуратные, прямоугольные, рядом с каждой – груда земли.
– Теперь тела, – сказал Васки.
Об этом тоже не стоит говорить. Скажу лишь, что опознать их было невозможно, и да, это крайне неприятно. Я немалую часть своей жизни провел рядом со смертью и трупов повидал за себя, за вас и за того парня; но Васки справлялся лучше, чем я. Когда мы закончили, меня хватало лишь на то, чтобы не показывать, как меня колотит.
Могилы мы засыпали по очереди, и отец Нойж что-то нараспев говорил над ними – я не знал языка, лишь иногда проскальзывало знакомое имя. Иногда Вирры, иногда – покойного. Он поводил руками над могилами и из каждой взял горсть земли, над которой что-то пошептал перед тем, как бросить вниз. Никакой магии я не чувствовал, но с моим амулетом я, пожалуй, и не мог.
Не знаю, чувствовала ли Богиня Демонов.
Где-то на середине церемонии к нам присоединились еще трое: жена Васки, его дочь, лет двенадцати, и младший сын, я так понял, годков шести-семи. Жена принесла корзинку, и я понял, что с самого завтрака ничего не ел, а сейчас уже хорошо за полдень. Столько всего случилось, столько мыслей крутилось под черепом, а желудок требует своей доли. Хотите, смейтесь. Или плачьте.
Наконец, последняя из могил была засыпана, последний ритуал пройден. Все еще стоял день. А казалось, должно быть куда более позднее время…
Васки и я обшарили руины дома и бегло осмотрели прочие строения, но не нашли ничего интересного. Когда пришло время еды, отец Нойж настоял, чтобы мы взяли воды и тщательно омыли руки. В этом действе присутствовало нечто ритуальное, потому, наверное, что мы касались мертвых тел. Было еще светло, когда мы открыли корзинку и приступили к трапезе, которую составили черный сладковатый вязкий хлеб, острый козий сыр, вяленая кетна и светлая, с вишневым запахом, наливка. Странно освежающая, кстати. Несмотря на голод, я ел очень медленно. За едой никто не сказал ни слова. Словно это – тоже часть ритуала. Может, так и было.
Закончили мы уже в темноте. Я кивнул Васки, а отец Нойж сказал:
– Если хотите, я подвезу вас до постоялого двора.
– С удовольствием, – отозвался я. – Да, а входит ли в обычай оплачивать подобную услугу?
– Похороны или проезд? – пошутил он, а потом ответил: – Небольшой взнос в пользу бедных неуместен не будет.
Я передал ему горсточку медяков, он кивнул. Обменявшись несколькими словами с Васки и его семьей, отец Нойж вскарабкался в возок. Лошадь мотнула головой и что-то сказала по-лошадиному, когда я устроился рядом с ним. Отец Нойж развернул возок и покатил к городу. Я не эксперт, но мне показалось, что он знал, как управляться с лошадьми и повозками.
Долгая дорога после долгого дня. Я было задремал и почти заснул, но тут он сказал:
– Отдохните, если желаете. Я разбужу вас, когда приедем.
Я ведь не говорил ему, где остановился. Не то чтобы сие имело такое уж большое значение, но это заставило меня проснуться на весь остаток пути.
– Спасибо, что подвезли, – сказал я, когда мы подъехали к постоялому двору.