Есугэй благодарно поклонился:
— Каган, я буду счастлив лишь после того, как мы вернемся домой.
Джагатай фыркнул.
— Долго же тебе придется ждать, — сказал он, отвернувшись.
Женщина по имени Ниаста проводила Хана в цитадель. При всей самоуверенности мейстера, она старалась не смотреть прямо на чогорийца и отводила травмированные глаза всякий раз, когда могла встретиться с ним взглядом. Сначала Каган почти не замечал спутницу, но путь оказался долгим, и чем глубже они спускались в недра Дворца, тем напряженнее становилось молчание.
— Сопровождать вас — честь для меня, господин, — рискнула заговорить Ниаста, когда они миновали последний из населенных придворными уровней и вышли в холодные туннели из тесаного камня. — Мне много рассказывали о вашем родном мире, и он весьма заинтересовал меня.
Уже тысяча человек говорила Джагатаю то же самое. Первое время это выводило его из себя, но потом примарх осознал, что люди так проявляют вежливость — заводят беседу. Несомненно, они говорили то же самое всем посетителям с отдаленных планет, разбросанных подобно самоцветам по смятой ткани материального пространства. Да, о Чогорисе мало что знали, однако другие миры намного превосходили его в причудливости. Фенрис считали более диким, Колхиду — менее приспособленной для жизни, а Барбарус вообще был чем — то невообразимым. Родина Хана не интересовала имперцев. Все их «интересы» сводились к продвижению по карьерной лестнице.
— Ну и что же ты слышала? — спросил Каган, не особо интересуясь ответом.
Его вниманием завладели каменные стены — старинные, чудовищно древние, вырубленные в толще горы задолго до постройки шпилей и куполов, ныне определявших внешний облик Дворца. Запах затхлого воздуха напоминал Джагатаю о чем — то далеком и полузабытом, как образы из детства. Вот только вырос примарх на огромном расстоянии от Терры…
— Что вы ведете скоростную войну, — сказала Ниаста. — Причем не только по необходимости, таков ваш фундаментальный принцип, и он уникален. Ни один из легионов, даже сам Пятый под началом предыдущих командиров, не использовал такую базовую доктрину. Сейчас рассматривается вопрос о том, соответствует ли она концепции Легионес Астартес. Вы же знаете, комплект силовой брони весит тонны…
Осмысленность ответа удивила Хана. Возможно, мейстер и в самом деле увлеклась Чогорисом.
— Как долго ты служишь ему? — поинтересовался Джагатай.
— Всю мою взрослую жизнь. С тех пор как он стал Первым лордом.
— И когда это произошло?
Повернувшись, Ниаста одарила примарха невозмутимой улыбкой человека, который привык обитать в кругу более могущественных созданий: льстить их самолюбию, успокаивать гнев и выживать даже после доставки им дурных вестей.
— Он — последний, — произнесла мейстер. — Когда — то один из многих, он единственный, кто жив до сих пор. Крестовый поход близится к апогею, и все ушли в прошлое, кроме него. Однажды от него тоже останутся лишь воспоминания, но тот день еще не настал. Подумайте, что это значит.
Впрочем, рассуждать было некогда. Они подошли к двери — голой каменной плите, грубо врезанной в скалу и покрытой древними следами от ударов долота. Ниаста приложила к ней ладонь, и невидимые поршни отвели преграду вбок, открыв проход в тускло освещенные покои.
Каган еще несколько секунд взирал на провожатую, размышляя, стоит ли расспрашивать ее дальше. Ниаста не отводила взгляда, словно подзадоривая Хана задать вопрос. Ее травмированные глаза блестели во мраке.
— Твоя душа опасна для тебя самой, — сказал наконец Джагатай. — Смотри, а то она заведет тебя не туда.
Потом примарх отвернулся и, пригнув голову, переступил порог. Рассчитанная на людей дверь задвинулась у него за спиной.
Внутри располагался небольшой зал, меньше десяти метров в диаметре. В стенных нишах мерцали свечи. Порой их огоньки трепетали, потревоженные дуновениями воздуха, что скользили над каменными плитами, будто приведения.
Чогорийца ждал серокожий упырь, ходячий труп в тяжелых одеяниях. Из — под его капюшона выглядывало худое лицо с туго натянутой кожей, а в костлявой руке он сжимал посох. Двигался старик скованно, как при артрите, и дышал с хрипом.
Казалось, что вместе с немыслимо здоровым Императором владениями людей правит Его зеркальное отражение — безнадежно больной человек. Вероятно, само пребывание рядом с Ним так влияло на смертных. Возможно, на это намекала Ниаста, когда говорила, что ее господин — последний? Значит, остальные владыки зачахли от близости к великой темной звезде, вокруг которой обращалась судьба всей расы?