Так или иначе, новые миры один за другим валились в подставленные ладони Администратума. Завоевания шли такими темпами, что в боевых флотах начали обсуждать, чем займутся воины после того, как истребят всех ксеносов. Даже люди, считавшие такую перспективу немыслимой, отмечали перемены в общем настрое кампании. Им казалось, что выживание человечества теперь обеспечено, и Император, возлюбленный всеми, наверняка в определенный момент объявит о переходе к новому этапу Его замысла, но то, в какой форме это произойдет, известно лишь Его приближенным министрам на Терре.
При таких обстоятельствах владыка Пятого легиона вернулся в родной мир впервые за долгие годы.
Истерзанное бурями солнце скрывалось за горизонтом к западу от Хум-Карты. Со стен Цюань Чжоу свисали триумфальные знамена, и каллиграфически выведенные символы на каждом из них обозначали уничтоженную планету или цивилизацию. Забальзамированные головы чужаков из покоренных рас впустую щерились с колов, ряды которых тянулись вдоль парадных проспектов, ведущих в центральный оплот крепости. Стоило приземлиться транспортнику с характерным ястребиным носом, как тысячи обучающихся воинов выкрикнули ритуальное приветствие, и в беспокойное небо унесся многоголосый рев: «Каган/».
Даже вдалеке, в степи Алтака, где мчались в черной вышине плотные грозовые тучи, а люди не подозревали о треволнениях Галактики, ханы вскинули к небесам кривые клинки, салютуя полоскам огня, от которых светились далекие горные хребты. Задын арга их племен знали — знали, что повелитель этого мира снова вернулся к ним, отдает приказы столпам земным и следит, чтобы души его народа оставались непорочными. Той ночью на равнинах резали скот, совершали брачные обряды и ненадолго забывали о старых распрях. В это время не полагалось убивать в гневе, и запрет исчезал лишь после того, как чогорийцы ощутят всем сердцем, что он отбыл бороться с силами Надвселенной: сражаться за арку звезд против стихийных демонов и духовных драконов, рыскающих в царстве незримого.
Когда Джагатай спустился по десантной аппарели и вышел в свет тысячи факелов, его поприветствовал Есугэй.
— Рады возвращению, Каган? — спросил он.
Хан глубоко вздохнул, наполняя грудь холодным воздухом родины. Надвигалась буря — первые капли, предвестницы скорого ливня, уже падали на истертые ветрами каменные плиты и скатывались по шелестящим листьям лесной мантии на плечах горы. Оружейники легиона еще не убрали с боевых лат примарха следы прежних битв, и по бороздам на изогнутых керамитовых пластинах бежали струйки воды.
Он оглядел пики, льдисто-синие на фоне грозовых облаков, вдохнул терпкий запах сосновой хвои и влаги. На восточной стороне неба взошли обе луны, полные и серебристые; в их сиянии стремительно несущиеся тучи мнились гибкими спинами лошадей.
Словно бремя свалилось с плеч Джагатая.
— Клянусь богами, да, — ответил он.
Ночью Белые Шрамы собрались в Яшмовом зале — обширной палате, вырубленной в самом сердце церемониального лабиринта Цюань Чжоу. Из глубоких ям в каменном полу вырывались языки пламени, искрящего от благовоний, и к высоким сводам деревянного потолка вздымались разноцветные клубы дыма. На железных шестах колыхались длинные свитки из багряного шелка, покрытые многословными поэтическими строфами, где формально описывались деяния Пятого легиона. Подносы с едой и питьем расставляли слуги, одетые во всевозможные наряды Чогориса — настоящего плавильного тигля культур. Там встречались расшитые блестками платья Цо, отороченные мехом чекмени киданей, дэли и кафтаны талскаров, курэйедов и матули. Над общим гвалтом плыли мелодии лунных лютней.
Примарх занял положенное ему место на возвышении, и по бокам от него расположились старшие офицеры. Перед Ханом простирался широкий зал с полом из потертых каменных плит. Их взяли во внутренних дворах старого дворца Кетугу Суого — человека, названного имперскими летописцами «великим князем Чогориса», — перевезли с восточного побережья и уложили в горной твердыне завоевателя мира. Вдоль трех сторон помещения сидели воины в праздничных белых одеяниях, и кожа их казалась бронзовой в отсветах огня. На серебряных блюдах перед ними лежали куски полусырого мяса.
Посередине зала, на открытом участке, кружили два бойца-легионера: один в черном колете, другой — в золотом. Оба сражались тупыми железными клинками. Их лица, пересеченные длинными ритуальными шрамами, застыли в полной сосредоточенности. Воин в золотом смотрелся чуть выше, его противник — чуть жилистее, но в остальном они казались зеркальными отражениями.