Повернувшись, Хан осмотрел разоренный край. Вдалеке тлела во тьме полностью разрушенная котловина Кровавой Пасти.
— Я проявил слабость, — произнес он после долгого молчания.
— Никто так не говорит. — с неизменным спокойствием заметил Цинь Са.
— Прежде я уже терял воинов, но…
— Он был с нами всегда.
— Рано или поздно кто — то из нас все равно бы погиб.
— Неужели?
— Всё преходяще.
— Кроме доброго меча, ощущения ветра на коже… и клятвы.
Джагатай невольно улыбнулся, хоть и криво.
— Са, ты вообще умеешь злиться? — спросил он.
— Если бы вы стали похожи на других людей, если бы вслед за его гибелью вы поступили как — то иначе, если бы пощадили хотя бы одного из чужаков… Тогда я разозлился бы, Каган, — ответил вождь кэшика.
Хан поразмыслил над его словами. Подняв руку, он убрал спутанные волосы с покрытого шрамами лица и провел пальцем вдоль свежей кровавой полоски.
— Мне надо привыкнуть к этому, — сказал примарх.
— Думаю, вы никогда не сможете.
Тут до них донеслись звуки шагов и тихий скрежет: по склону поднимались легионеры в терминаторской броне «Катафракт». Из сумрака возникли пары светящихся линз. Большинство воинов остановились в двадцати шагах, но их командир Сеянус подошел к Джагатаю.
Гастур поклонился. Он не надел шлем, и в полумраке его глаза отливали стальным блеском.
— Как же ты похож на моего брата, — пробормотал Каган.
— Господин, я хотел бы отдать почести вашим павшим сынам, — объяснил капитан. — Но если вы желаете побыть в одиночестве…
— Я признателен тебе.
— Для вас есть послание от Хоруса Луперкаля, — с легким беспокойством добавил Сеянус. — Мне подумалось, что вы хотели бы услышать его как можно скорее.
Джагатай покосился на Цинь Са.
— Мы условились встретиться после этой кампании, — произнес он. — Объединить силы для штурма центральных миров.
— Хорус уже начал. Появилась возможность для атаки, и он решил, что обязан ею воспользоваться.
Примарх очень долго взирал на Гастура.
— Я о таком и не подозревал.
— Мне велено заверить вас, что речь не идет о неуважении. Хорусу представился шанс, который нельзя упускать. Луперкаль приглашает вас посетить «Дух мщения», где он подробнее все разъяснит, — после того как уничтожит текущую цель.
Хан улыбнулся своим мыслям:
— Он… приглашает меня?
— Формулировка именно такая, господин.
— Не приказывает?
Вопрос явно ошеломил Лунного Волка.
— Нет, — ответил Сеянус. — Нет, он бы никогда…
— Успокойся, я пошутил. Я редко подчиняюсь распоряжениям Отца, не говоря уже о ком — то еще. Но, капитан, это изменение планов как будто не основано ни на чем.
— Меня не уведомили обо всех аспектах данного решения. — Гастур вновь смутился. — Я запросил разъяснений, однако мне только повторили приказ.
Боевой Ястреб медленно кивнул.
— Твои библиарии… — задумчиво проговорил он. — Чем они сейчас заняты?
— Их отозвали.
— Без обоснований, — утвердительно сказал Хан.
— Мне ни о чем не сообщали.
— Очевидно, по оперативной необходимости.
— Полагаю, что так, господин.
— Но ты, несомненно, останешься, пока тут все не закончится, — иронично улыбнулся примарх.
— Почту за честь, господин. — Капитан поклонился и опять помедлил, словно размышляя, что еще стоит сказать. — Мой повелитель и, раз уж на то пошло, я тоже, полностью одобряем совместные достижения наших легионов. Он велел недвусмысленно изложить, — чем я с радостью и занимаюсь, — что мы успешно послужили целям Империума не просто потому, что сражались рядом. Хорус уверен: мы хорошо сработались.
Каган слегка наклонил голову, принимая похвалу.
— Ты настоящий дипломат, Сеянус. Когда станешь беседовать со своим повелителем, передай ему следующее: я сожалею, что нам не удалось объединить силы согласно плану, но по-прежнему стремлюсь поговорить с ним, когда он освободится. И я хочу избежать любого недопонимания между нами, поэтому он может сам выбрать время и место.
Гастур снова поклонился.
— Будь любезен, убеди Хоруса в моей искренности, — добавил Хан. — Когда он позовет, я приду.
Хасик смотрел на костры, внимал крикам, в которых воины высвобождали агрессию и облегчение, ощущал, как проскальзывает в горло теплый халаак. Он отпустил воинов кэшика к товарищам, и теперь где — то на грани слышимости раздавалось монотонное пение Гохала, старавшегося научить хтонийцев старым талскарским мотивам.