Встреча получилась недолгой. Хоруса ждали другие дела, а Боевому Ястребу уже не терпелось отправиться в путь. Примархи обсудили развертывание на Чондаксе, но в какой — то необъяснимо отстраненной манере, как будто речь шла об уже выполненной задаче, а не о новом этапе пока что продолжающегося Крестового похода.
Есугэй молчал, как и Раваллион. Хан и Луперкаль вели беседу — пожалуй, слишком непринужденно, будто решили исполнить роль братьев, забыв, как правильно вжиться в нее.
— Галактика меняется, — вполне по-дружески произнес Хорус. — В ней возникает многое, чего я не понимаю, и многое, что мне не нравится. Воинам нужно держаться рядом. Надеюсь, ты откликнешься на мой зов, когда придет час.
Таргутай спросил себя, каким будет ответ. Никто иной — вероятно, даже Сам Император — не стал бы так говорить с Каганом.
— Ты знаешь, что откликнусь, брат, — сказал чогориец. — Так всегда было между нами. Ты зовешь — я прихожу.
Вот и все. Только самая суть. Никаких подписанных соглашений или планов о контакте в определенный период времени. Разумеется, еще предстоит сгладить разные шероховатости, однако фундамент дальнейших действий уже заложен.
Вслед за этим Есугэй и Хан вышли из зала, чтобы проводить Луперкаля до его челнока: покинув их, Хорус приступит к командованию всей сетью экспедиционных армад. Когда воины спускались на ангарную палубу, Каган на миг заглянул в глаза Таргутаю и уловил там беспокойство. Затем Джагатай формально обнялся с братом и обменялся с ним дополнительными обещаниями о совместных кампаниях. Поднявшись по длинной аппарели, магистр войны скрылся в люке внутрифлотского транспортника.
Как только машина поднялась в воздух, развернулась и ринулась вдоль ангара, примарх Белых Шрамов обернулся к своему советнику. Есугэй встретил его взор.
— Что думаете насчет этого? — спросил творец погоды.
— Он решил предостеречь меня. Что же, хороший поступок.
— Значит, они даже сейчас пытаются разрушить то, что мы создали.
— Хорус слишком долго хранил нейтралитет, а теперь уже не имеет права выбрать сторону. Возможно, с ним я допустил величайшую из моих неудач.
— Он всегда знал, чего хочет, — произнес Таргутай. — Знал с самого начала.
Джагатай мрачно улыбнулся:
— Ты готов к новым трудностям, задын арга? Я намерен послать тебя еще на одну планету.
— Ваал показался мне неприветливым.
— А этот мир почти необитаем.
— Мне уже кажется, что вы умышленно такие подбираете.
Каган зашагал по палубе.
— В нас видят просто охотников на орков. Однажды мы слишком хорошо справились с подобной работой, и других нам теперь не поручают. Я не могу отказаться от задания на Чондаксе, однако кто — то должен представлять нас на решающем конклаве. Мы всегда знали, что однажды он состоится, и мне в любом случае хотелось отправить тебя. Из чогорийцев ты самый красноречивый.
— Не на готике.
— Тогда тебе придется очень постараться, как и всем нам.
Воины вышли из ангара в коридоры, сверкающие роскошным убранством.
— Ничего иного не остается, — продолжил Хан. — Хорус не будет нашим союзником, поскольку мы ему больше не ровня. Что есть магистр войны, если не еще один Малкадор? А что есть Малкадор, если не голос его повелителя?
— Тогда будем охотиться где — нибудь одни.
— Да, улетим подальше от козней. — Джагатай скривил губы в омерзении. — Мои братья уже интригуют. Кто — то завидует Хорусу, кто — то увидел свой шанс возвыситься.
— А вы, Каган?
— Не желаю в этом участвовать. Мне противно. — Примарх остановился у двойных золотых дверей, покрытых изящно выведенными символами. — Та женщина… У нее пылкая душа. Как считаешь, она достаточно крепка?
Есугэй вспомнил выражение лица терранки у вершины гряды.
— Несомненно.
— Тогда пригласи ее к нам на любых условиях. Нам нужно повысить автономность и без помощи тут не обойтись.
— Как прикажете.
Хан обвел пальцем один из иероглифов на левой ручке дверей. Киданийский «сяноа» блеснул в свете люменов. Он означал «предупреждение» и «дурное предчувствие», но также «беспричинную осторожность». Символ рисовали перед странствием, как защиту от гордыни и оберег от малодушия. Такой знак, выполненный из адамантия с золотой отделкой, несли на своих носах многие звездолеты Белых Шрамов, и он становился первым, что видел неприятель перед лэнс-залпом.
— Мне вообще не следовало соглашаться, — произнес Каган, обращаясь наполовину к себе, наполовину к Таргутаю. — Я с самого начала не верил в Объединение, а сейчас даже мой Отец перестал притворяться. Ради чего мы сражались столько лет? Чтобы гоняться за ксеносами для очередного полководца?