Впрочем, своими размерами завод был обязан не советской безалаберности, а маниакальной военной предусмотрительности. Все установки были разнесены на максимальное расстояние друг от друга и отделены широкими заасфальтированными дорогами, нарезавшими всю территорию завода на правильные квадраты, как остров Манхеттен: какой-то остроумец лет десять назад окрестил их «авеню» и «стритами». Резервуары для хранения готовой продукции были утоплены глубоко в земле и окружены противовзрывной обваловкой. Завод был устроен так, что даже если бы, к примеру, установка селективной очистки масел взорвалась и сгорела дотла, стоявшая рядом установка риформинга могла бы продолжать свое благородное дело по ароматизации низкосортного бензина – и с большой вероятностью не пострадала бы в огне.
Еще одной особенностью Кесаревского НПЗ, отличавшей его от западных коллег, была низкая глубина переработки нефти; более шестидесяти процентов выходящего продукта составлял мазут. Это была обычная беда российских заводов, но в Кесареве это объяснялось тем, что Кесаревский НПЗ был построен в первую очередь для снабжения мазутом и соляркой Охотского флота.
Халид был одет, как и полагается хозяину небольшого, отчаянно нуждающегося в заказах предприятия. Мешковатые, но чистые джинсы, полосатая рубашка и, по случаю дрянной погоды, – китайская ветровка.
Двумя единственными деталями, не соответствовавшими облику, был «ТТ», подпиравший бок чуть ниже того места, в которое когда-то вошла пуля от «калаша», и четки с раздавленными ягодами пуль.
Ходить со стволом было опасно, но без ствола Халид не мог. Без оружия он не чувствовал себя свободным человеком, потому что свобода – это право на смерть. Свою и чужую. Без оружия он чувствовал себя Халидом Хасаевым, отчисленным из «керосинки» сторожем в райкоме комсомола. Это был другой человек, живший в его теле когда-то. Мысли и чувства того молодого нефтехимика не интересовали Халида. Знания иногда могли пригодиться.
Еще десять лет назад не то что сигнализации, а и самого забора вокруг Кесаревского нефтеперерабатывающего вовсе не было, как и объездной дороги. Забор и проходная были далеко, километрах в пяти, там, где территория НПЗ упиралась в проспект Нефтехимиков и где возле трехэтажного заводоуправления, под вздыбившимся над дорогой трубопроводом, висели Доска Почета и гордая надпись: «Кесаревский нефтеперерабатывающий завод им. В.И.Ленина».
А здесь не было ничего, кроме поля, как не было весов на автоотгрузке и топливомеров на эстакаде.
Летом девяносто третьего года, когда завод был на грани остановки и рабочим не платили зарплату, по этому полю рабочие выносили с завода канистры. Они приходили за бензином ночью, сначала в свою смену, а потом и в чужую. Сначала они проложили по полю тропинку, а потом эта тропинка превратилась в широкую дорогу, по которой ночами ездили «уазики», собирая урожай канистр – пять, десять, пятьдесят. Вдоль Приморского шоссе, ведущего через Коршино, у каждого дома сидели пожилые пенсионерки и продавали проезжим малину, кабачки и прозрачную жидкость в банках из-под компота. Деревня Коршино жила бензином, как другие деревни края жили картошкой и рыбой. Люди с канистрами приходили во все гаражи и предлагали дрянной прямогонный бензин за полцены.
Десять лет назад каждый житель деревни знал земляную дорогу на завод, каждый хоть раз да принес пятилитровую банку.
Халид пятилитровых банок не носил.
В одну ночную смену он со своими людьми заехал на завод прямо на десятитонном бензовозе, подкатил к установке первичного крекинга и приказал оператору наполнить цистерну из пробоотборника.
Бензовозы стали ездить каждую ночь.
Однажды служба безопасности завода попыталась вмешаться. Дело кончилось перестрелкой. На следующий день Халид пришел в кабинет директора завода. С ним было пять человек и пять стволов. Пожилая охранница на входе не посмела их задержать.
Халид распахнул дверь ногой во время селекторного совещания и поинтересовался, по какому праву в его людей, забиравших положенный им бензин, начали палить «какие-то уроды».
Директор онемел от такой фантастической лжи. Перестрелку устроили люди Халида. Службе безопасности даже спьяну не пришло бы в голову стрелять на промплощадке.
– Что значит – положенный? – изумился директор.
– Я с Нахоминым договаривался. С главным инженером.
Нахомин был вызван в кабинет. Чеченских бандитов он видел в первый раз в жизни и, естественно, вздумал все отрицать.
– Ты что, собака, врешь, – сказал Халид, – а? Ты во что меня втравил? Ты мне сам сказал заходи, дорогой, заправляйся, – а теперь в кусты! Ты мне сам сказал, все согласовано! А теперь своему хакиму врешь?