Случай был единичный. Понятно, что и секретарю Павлову рыба была не очень нужна, и потери-то большой здесь не было бы, но вот это выслуживание перед начальством, стремление угодить — оно корёжило сознание.
Вскоре произошёл совершенно противоположный случай, свидетелем которого Женя был сам.
Приехали другие инструкторы ЦеКа комсомола и Жене поручили отвезти их на фабрику головных уборов, где хорошо работала комсомольская организация. Женя предупредил директора фабрики по телефону о высоких гостях, и после осмотра цехов работникам ЦеКа вручили по большой соломенной шляпе. К изумлению всех гости наотрез отказались брать подарки, заявив, что такие шляпы есть во всех магазинах, и они их спокойно купят за свои деньги.
Словом, примеры бывали разные. Одних получение должностных подарков радовало, других оскорбляло. Хотелось всегда поступать как вторые.
Женя работал почти круглые сутки, не имея времени даже на свидания.
Нравившихся ему девушек приглашал на свои комсомольские мероприятия.
Это единственное, что он мог себе позволить. Об остальном некогда было даже подумать. Но совсем заедала текущая цифровая отчётность. И на одном из заседаний бюро горкома в присутствии секретаря областного комитета комсомола Женя высказал всё, что думал о бюрократическом подходе к работе, о том, что почти нет времени для живой работы с комсомольцами, что нельзя жить только справками и цифрами, отвечая на бесконечные письма обкома.
Через несколько дней секретарь Булахов, давно ставший хорошим товарищем, смущаясь и ни на чём не настаивая, спросил, не хочет ли Женя перейти на работу освобождённым секретарём комсомольской организации строительного управления, где секретаря снимают за идеологически неправильную работу.
Женя оценил мгновенно, что и откуда взялось, и ответил как всегда прямо и конкретно:
— Боря, я всё понимаю. Я согласен. Не надо извиняться.
— Нет, я не тороплю. Если не хочешь, не иди туда.
— Я сказал, Боря. Согласен. Зачем растягивать? Ты же знаешь меня. Мне долго объяснять не надо. Обкому не нужны такие сотрудники. Им нужны цифры.
Карьера горкомовца прервалась, но в комсомольской жизни города Женя остался. Теперь, как секретаря строительного управления, его избрали членом горкома, и он продолжал руководить работой комсомольского прожектора и выступать в созданном с его участием литературном клубе.
Этот клуб стал событием в жизни города. Участников было не так много, но они звучали, выступая со стихами и короткими рассказами на молодёжных вечерах на предприятиях, в санаториях, в комсомольско-молодёжном кафе. В городской газете была даже посвящена целая страница их выступлениям и помещены фотографии каждого автора, чему завидовали и профессионалы писатели.
После заседаний клуба, где его участники знакомили друг друга со своими новыми произведениями, молодые поэты и прозаики обычно выходили на набережную и продолжали дискуссии и чтения стихов. Всеми владели глобальные идеи. Один из поэтов, Гарик Остёр, отличался особой экстравагантностью не только в стихах, которые мог писать десятками за ночь, но и в идеях перестройки мира. Он делился планами, казавшимися тогда выдумками юнца-мечтателя:
— Сейчас создана организация анклистов. Название происходит от английского слова «анкл» то есть «дядя». Мы, кому сегодня не больше двадцати, через двадцать-тридцать лет должны будем взять власть в свои руки и перестроить всё по-своему.
Мало кто воспринимал тогда эти слова всерьёз. Жене нравились рифмы и ритмы стихов Гарика, удивительное напряжение ожидания чего-то. Например, он описывал ливневый дождь и заканчивал стихи словами: «И оставалось до земли ему всего четыре метра». То есть он ощутил момент падения дождя за четыре метра до соприкосновения с землёй. И читал Гарик эти строки с необыкновенной экспрессией, словно готов был сам упасть с каплями дождя на землю и совершить чудо.
Но по содержанию многие стихи Гарика Женя не воспринимал. Они носили часто характер эгоиста. Он мог, скажем, писать о талантливом трубаче, который был плохим другом, воровал, никого не любил, сам был нелюбим другими, «но, — торжествующе завершал стихи Гарик, — на трубе играть умел, как ни один другой».
В этом вопросе Женя принципиально расходился с Гариком во мнениях.
Он считал, что талант должен быть направлен людям, а потому не может быть эгоистичным. Такое в жизни бывает, но не это следует восхвалять. А стихи Гарика в этом смысле перекликались со стихами известного поэта Григория Поженяна, с которым Жене тоже довелось как-то идти по набережной и слушать его хрипловатый голос. Поженян в стихах о дереве писал, что есть такое дерево, которое никому ничего не даёт, ничем не радует, но растёт, потому что оно есть.