В общем, выходить из автомобиля в парках рискованно. Точнее, это запрещено. Перед нашим приездом один англичанин вздумал сфотографироваться на фоне стада зебр и подвергся нападению льва. Тот, по всей вероятности, узрел в нем конкурента и решил показать, кто здесь хозяин...
Торчащую из травы голову леопарда первым засек остроглазый водитель, но как только «Тойота» повернула в его сторону, зверь встал и поспешил скрыться в густом кустарнике, всем своим видом не скрывая, как надоели ему бесцеремонные туристы.
Обилие «свалившихся» на нас животных потрясало. Основная причина их многочисленности заключается в том, что и в Кении, и в соседней Танзании охота на диких животных запрещена; браконьеров же ожидает лишение свободы на длительный срок.
У развилки дороги нас встретила семья белых носорогов. Мамаша с тонну и малыш килограммов на триста. Они напоминали оживших ископаемых животных. Массивный нос украшен великолепным, изящно загнутым остроконечным рогом. Шкура толстая, вся в волнообразных жировых складках. Серого цвета, несмотря на то, что эти носороги именуются белыми. На вид добродушные, флегматичные создания. Аппетитно так хрумкают траву и потихоньку двигаются в нашу сторону. Подошли почти вплотную и продолжают невозмутимо щипать траву. Нас как будто не видят. Даже как-то обидно стало. Не козявки все ж таки мы! Сколько ни фотографировали, они знай своё: хрум да хрум - глазом даже не повели.
Складывалось впечатление, что носороги просто позировали: то так встанут, то эдак. Настоящие фотомодели!
В 18 часов, в соответствии с требованием режима, покинули территорию парка. За три часа мы пересмотрели такое неправдоподобное количество диких животных, что не верилось в реальность увиденного. О том, что национальные парки Африки кишат диким зверьем, нам было известно, но то, что мы реально лицезрели, превзошло самые радужные ожидания.
На обратном пути в свете заходящего солнца перед нами развернулось фантастическое зрелище: парящее над озером розовое облако из десятков тысяч фламинго. Пронизанное лучами, оно разгоралось, насыщалось, и вскоре стало казаться, будто над водоёмом колышется огромное пурпурное полотнище. От этой невероятной красоты я даже зажмурился. Когда стая налеталась и с гомоном опустилась на воду, мы, не сдержавшись, вновь съехали на берег. Я зашел в воду, чтобы сфотографировать птиц с максимально близкого расстояния, и тут часть пернатых вокруг меня взмыли в небо и закрыли его огненным вихрем. А когда я, шлепая по горячей воде, повернул к пологому илистому берегу, птицы, тут же волна за волной стали возвращаться, зажигая мелководье трепещущими язычками розового пламени.
Приводнившиеся фламинго, подчиняясь одним им известному строевому порядку, делали несколько шагов в одну сторону, потом в другую и, завершив построение, принимались ковыряться длинными клювами в иле. Правда, вода в озере настолько щелочная, что жизнь в ней, казалось бы, невозможна, но отнюдь, судя по размерам стаи, с кормовой базой здесь всё в порядке.
За этот день я сделал двести замечательных кадров. Заснул, переполненный ощущением абсолютного счастья. А у нас ведь еще двадцать дней впереди! То ли еще будет!
2
Утро. Умытый ночным ливнем город просыпался. По улицам засновали пешеходы, велосипедисты, изредка автомобили; во дворах надрывались петухи, ревели домашние буйволы.
Вчера мы обследовали северную половину парка, сегодня - знакомство с южной. Дорога к ней пролегала вдоль подножья скалистых гор - естественной границы заповедной территории. Справа, на запад от нас, простирались тучные луга с островками леса и кустарников - превосходные кормовые угодья для оленей, носорогов буйволов, но, как ни странно, вокруг ни одного зверя. Проехав километров шесть, увидели у дороги толпу бабуинов. Блестящие, серого и красноватого цвета голые задницы. Пышная, бурая шерсть. У мамаш на спине милые малыши. А вот, наконец, и буйволы, антилопы объявились. Сначала парами, а дальше и небольшими стадами. В стороне от основной дороги, над лесочком, я разглядел голову жирафа с парой коротких тупых рожек, утолщенных на конце. Поехали в его сторону, а там, оказывается, не один, а три жирафа пасутся.